Помощник. Книга о Паланке

Конечно, затевались разговоры и на гражданские темы. Мяснику запомнилось одно такое утро. Он остановился перед воротами как раз в тот момент, когда к группе женщин подошел аптекарь Эуген Филадельфи, чахоточный алкаш, известная в городе личность и завсегдатай ресторана «Централ». До утра он пил и теперь боялся не столько жены с тещей, сколько неотвязных мыслей о близкой смерти — войти в квартиру и лечь в кровать ему было страшно, вот он и бродил до открытия своей аптеки по городу. Пожалуй, это был единственный паланчанин, который любил утренние очереди перед магазинами, — благодаря им он по крайней мере не чувствовал себя совсем одиноким. В это утро Филадельфи шел откуда-то со стороны парка — в последнее время он пристрастился в таком виде бродить вокруг дома, где жила молодая прачка Нела Лаукова. Молодая красивая девица совершенно лишила его покоя, он воспылал к ней такой любовью, какой может воспылать только тяжко больной и распутный мужчина. Она-то его и видеть не желала.

Филадельфи подошел и начал приставать к женщинам с разговором. Он не хотел их обидеть, он просто философствовал на их счет, и Речану запомнилось, что говорил аптекарь — трясущийся, жалкий, изнуренный: дескать, обе мировые войны выиграли женщины. Взрыв смеха, которым ответили ему женщины, не сбил аптекаря с толку, он продолжал развивать свою мысль. «Что стало с мужчиной? — вопрошал он. И сам отвечал: — Он стал дерьмом, жалкой марионеткой, существом без воли и характера; лишенный своих законных прав, мужчина разучился действовать на свой страх и риск».

Это было уже что-то поинтереснее для собравшихся, простых, по большей части бедных женщин, склонных восхищаться богатством, образованием и высоким положением в обществе, поэтому смех постепенно смолк. Аптекарь вдохновился их вниманием и разошелся еще пуще. «Две мировые войны, экономические кризисы, политика и засилье техники настолько дискредитировали мужчину, что из великого зодчего, охотника, первооткрывателя и властелина он выродился в такого засранца, которому на все плевать, так что пройдет немного времени, и женщины, чтобы возбудить его, должны будут превратиться в размалеванных потаскух».

Скоро, пророчествовал он, женщинам придется тосковать по обыкновенной мужской любви, а в мире не будет больше честного мужского слова, на котором некогда зиждились не только государства, учреждения, но и каждый порядочный дом.

Хотя и этого было вполне достаточно, чтобы совсем разбередить старые женские раны, аптекарь заявил, что дети, родившиеся в войну и сразу после войны, осиротеют рано и многие из молодых не будут даже знать, что такое достойная старость. По его мнению, у третьего поколения не будет бабушек, дедов, собак и кошек, ведь те старики, которые доживут, будут ни на что не годными, так как война превратила их в ничтожества. Только с приходом четвертого поколения можно будет сказать, что Вторая мировая война наконец закончилась!

Но все это волновало в городе тех, кто был победнее, у так называемого хорошего общества в Паланке были другие, более специфические заботы. Оно бешено богатело и больше всего любило насыщаться. Состоятельные люди ели и ели и всякий день наедались так, что на несколько часов теряли способность соображать, утрачивали предприимчивость, самоуверенность и самоуважение. Но, начав снова ощущать голод, они изыскивали возможности его утолить, как и полагалось состоятельным людям. А по вечерам? Ну, по вечерам они чувствовали себя прекрасно и блестяще употребляли свои способности в самых разных направлениях. А ночью? Ночь и тьма здесь очень сильно влияли на людей. После возлияний богачи и нувориши распоясывались вовсю. Тут уж давала себя знать другая сторона их личности, деформированная войной, темная, зловеще жестокая и сластолюбивая. Они развлекались кто во что горазд, кутили, развратничали, их манил грех, скандал, дикие прогулки в колясках и в автомобилях, а то и верхом, нравилась охота на девушек и зверей, драки, стрельба, визг, дикие оргии с цыганками… Потом наступало утро, свет, оживали краски — и приходило отрезвление, умиротворение, оздоровляющие прогулки, деловые и интеллектуальные разговоры, исповеди, раскаяние, обещания, добропорядочная жизнь с церковью, торговлей, работой, детьми, женами… и подчеркнутая вежливость… а через некоторое время снова дикий взрыв искусственно подавляемых желаний. О мужских кутежах ходили легенды, но и женщинам темперамента было не занимать, у женщин тоже были свои способы развлечений. Паланк — город веселый, если говорить о богачах, а ночь имела над ними особую власть, многие, даже и не самые богатые, ночью сбрасывали бремя забот и условностей своей дневной жизни, чопорной, аффектированной и респектабельной.