Помощник. Книга о Паланке

Торговая улица пахла всевозможными товарами, а летом еще пылью, нагретой травой, черепицей, стенами, пометом… Ее удобряли собаки, упряжки лошадей, волов, ослов и даже буйволов. У черных и неуклюжих буйволов была толстая кожа, и поэтому погонщики погоняли их не кнутом, а палками по шее. При этом они не сидели на козлах, а стояли, расставив ноги, на дышле, чтобы достать и до первой пары. На буйволах возили огромные деревянные кадки с водой, которую набирали в реке для поливки табачных, арбузных и овощных плантаций имения. По этой улице перегоняли стада свиней, коров или волов, если нижние улицы города были затоплены, что случалось по крайней мере дважды в году: весной и осенью.

Так что на улице царила особая атмосфера, к которой люди привыкли не сразу.

Улица постепенно стихала. Раздавался грохот штор и систем зубчатых колес. Торговцы сворачивали полосатые маркизы на деревянные валики, уложенные в металлические чехлы над окнами витрин. После обеда пана Шюто (соседа справа, владельца парикмахерской) заменила супруга, постриженная под мальчика, на которую заглядывался Волент; и в самом деле, посмотреть на эту особу было более чем приятно: у соседа слева свет тоже будет гореть до вечера. Стекольщик Смола, земляк мясника, изо всех сил старается выбиться в люди, поэтому работает от раннего утра до поздней ночи. Стеклит, обрамляет и продает картины, большей частью религиозного содержания. Одна из них выставлена у него в витрине. На огромном полотне в тяжелой позолоченной эллипсовидной раме дева Мария держит на руках Иисуса-младенца, маленького, с маленьким поднятым пальчиком, но бушующее море, черное и страшное, ему послушно. Волны успокаиваются, покаянно катясь к берегу, где стоят ОНА и ОН, и из вод уже выныривает тяжело пострадавший корабль без единого паруса, чтобы направиться к маняще разгорающемуся огоньку на далеком горизонте.

Это была очень модная картина, люди покупали ее и вешали над супружескими кроватями, на день застилаемыми узорчатыми и вышитыми покрывалами, с длинной декоративной подушкой в изголовье. Второе место на лесенке популярности занимали картины поменьше, на которых прелестные белокурые детишки переходят ветхий мостик над бездонной пропастью. Но с ними ничего не случится, ибо их сопровождает бдительно наблюдающий за ними ангел-хранитель с крыльями и сильными руками. Такие картинки вешали над детскими кроватками. Смола знает это и с утра до вечера обрамляет прежде всего такой товар. В пятницу, когда приедут из деревень на рынок или ярмарку крестьяне, они все раскупят.

Поначалу мясник со стекольщиком ладили, охотно вступали в разговор, но сейчас, если Речан выйдет из лавки, Смола даже носа не высунет. Скорее всего, от зависти, решил мясник.

Речан посмотрел на стенные часы в тяжелом деревянном круге и решил закрывать. Взял из-за двери ручку, вышел наружу и вложил ее в металлический чехол спускового механизма, начал крутить, зубчатые колесики плавно и без скрипа завертелись, металлическое плечо с полосатым брезентом стало медленнее. Как только брезент поднялся и ролик уперся, Речан вынул ручку и по-мальчишески покрутил ею. Довольный, положил ее за дверь, опустил шторы и пошел во двор кормить собаку.

Потом запер ворота, проверил дверную ручку, замки на шторах и медленно направился домой.

Когда Речан входил в сад своего дома, ему подумалось вдруг, что Волент стал больно часто вспоминать своего старого мастера Кохари, словно его начали терзать угрызения совести за измену. Наверное, так оно и есть. Разве станет он вспоминать просто так?

И тут его осенило: из-за этой бойни Волент уже изменил одному мастеру. Ему, наверно, ничто не свято, когда дело касается торговли, ничто другое его не волнует, и пощады от него не жди. Если Речан начнет ставить ему палки в колеса, он может предать и его…

Мясник остановился, пораженный. Как раньше это не пришло ему в голову? Волент — вольная птица, его в клетку не посадишь.

На проселке и в лесу царило теплое и приятное послеобеденное время. На опушке дорога сужалась, над ней нависали кусты шиповника, и широкая «праговка» тяжело пробивалась вперед. Волент внимательно глядел вперед и вел машину осторожно, хотя уже несколько раз проехал по этой дороге туда и обратно. Речанова, сидя справа, в разогретой и пахнущей бензином кабине, укоряла его:

— Ну не говорила я тебе, что он переполошится? Знала ведь я, чем это кончится: он в два счета напустит в штаны. Теперь только и будет, что следить да стеречь.

— Мне не хотелось браться за это дело совсем без его ведома, — сказал Волент кротко, будто чувствовал себя не очень уверенно. — Деньгу-то и он любит, вот я и думал, что мы его уговорим, ведь сообразит же он, сколько мы на этом можем заработать.