— Мне неизвестен ваш проступок, — произнес он высокомерно. — Утром пришлось немного прибраться — хозяину был вынужден воспользоваться входом в башню, оттуда он прошел в библиотеку, в темноте оступился и ударился о край стола. От упавшей свечи чуть не возник пожар. Конечно, странно, что господин Дрейкорн вздумал взять обычный восковой огарок, — задумчиво добавил дворецкий,
— ведь он всегда пользуется только электрическими свечами. Ну, мне не привыкать убираться в библиотеке.
Произнеся это, Пикерн многозначительно поднял брови.
Вот как. Конечно, кто же захочет признаваться, что его приняла за вора в собственном доме и оглушила старинной посудиной какая-то девчонка-прислуга.
Я была так поражена внезапной человечностью дворецкого, что даже на миг забыла о свалившемся на меня несчастье в виде новообретенного хозяина. Оказывается, Пикерн не всегда ведет себя, как хладнокровная болотная рептилия!
Мы подошли к столовой. Пикерн предупредительно распахнул передо мной дверь. Я глубоко вздохнула и вошла, сцепив дрожащие руки.
— Доброе утро, — прошелестела я и скользнула на свое место.
Кассиус, как всегда, подскочил и отодвинул для меня стул. Господин Дрейкорн сидел во главе стола и даже не повернул голову в мою сторону. Перед ним стояла чашка с черным, как деготь кофе и лежала пачка писем; когда я вошла он как раз открывал одно из них ножом с потемневшей рукояткой. От чашки шел странный аромат — терпкие ноты муската, гвоздики и кардамона. Позднее я узнала, что хозяин сам готовил себе кофе по особому рецепту, который привез из дальней страны.
Кроме него рецепт был известен только Пикерну, который несколько лет служил у него на корабле стюардом.
Нехотя ковыряясь в тарелке с омлетом, я нет-нет да поглядывала украдкой на хозяина.
Он побрился и переоделся в приличный сюртук, подобающий аристократу и теургу, но все равно в облике Джаспера Дрейкорна проглядывал вчерашний грабитель и авантюрист.
Фигура у него была крепкая, статная, лицо довольно привлекательное, но черты резковаты и выражение неприветливое, сумрачное. Высокий лоб, жесткие очертания рта, нос крупный, прямой.
Тонкий бледный шрам убегает от нижней скулы под шейный платок, шрамы на длинных пальцах, сжимающих письмо. Жизнь у господина Дрейкорна была неспокойная.
Неопрятная щетина исчезла, осталась узкая, аккуратная полоска черной поросли на квадратном подбородке. Вид она ему придавала совершенно разбойничий, и была такая колючая на вид, что у меня даже ладонь зачесалась, словно я провела по ней рукой.
Господин Дрейкорн был довольно молод; я решила, что ему немногим больше за тридцать. На своего отца он походил так же, как мощный, крепкий дуб походит на гнилую корягу. То ли Кассиус странно пошутил, то ли художник, создавший портреты лорда-архивариуса Клаудиуса Дрейкорна, видел позирующих ему людей по-своему.
— Как спалось, Камилла? — безмятежно поинтересовался Кассиус. Дрейкорн опустил письмо и перехватил мой изучающий взгляд. Черные глаза смотрели неприязненно; от неожиданности я вздрогнула и случайно уронила вилку — та отскочила от стола и упала на пол, громко и жалобно зазвенев. Господин Дрейкорн выпрямился и резко придвинул к себе чашку с остывающим кофе. В наконец наступившей тишине я пробормотала:
— Благодарю, Кассиус, неплохо.
Кассиус послал мне ободряющую улыбку и начал вполголоса беседовать с хозяином, обстоятельно рассказывая ему последние новости столицы и придворные сплетни. Дрейкорн перебирал письма, прихлебывал кофе и равнодушно кивал.
Я опять украдкой глянула на хозяина. Чтобы ни говорила Эрина, выглядел он злым как черт. Этому могло быть тысяча причин: например, письмо, в которое он вчитывался, хмуря густые черные брови. Но я была уверена, что дело в моем присутствии за этим столом.
Нервы натянулись, как струна — я потянулась за чашкой, неловко толкнула локтем кувшинчик со сливками и смахнула его со стола. Изящная фарфоровая вещица превратилась в россыпь осколков посреди неопрятной белой лужи.
Кассиус сочувственно охнул, а господин Дрейкорн, вместо того, чтобы тактично не обратить на мою оплошность внимания, как подобает воспитанному человеку, сухо потребовал:
— Хватит уничтожать мое имущество, госпожа Камилла. Вчера вы уже испортили ценнейшую антикварную чашу. Удара о мою голову она не вынесла. На чаше появилась вмятина и реставрация обойдется в немалую сумму. Следует вычесть ее из вашего жалованья.
Я не знала куда девать глаза.
— Джаспер, угомонись, — мягко произнес Кассиус. — Ты пугаешь ее своим грозным видом — да и меня, признаться, тоже. Госпожа Камилла сильно расстроена из-за вчерашнего происшествия, вот и все. Ну же, успокой ее. Признай, она вела себя очень храбро и изобретательно.
— Вот как? — рассеянно произнес Дрейкорн, возвращаясь к письму. — Из-за ее храбрости и изобретательности я мог лишиться ценнейших библиотечных экземпляров. А еще придется отвечать на вопросы знакомых о том, как я приобрел это украшение, — он ткнул себя в скулу, на которой багровым и синим налилась большая ссадина.