Помпа

— Мне сбегать? — вскочила Юлька. — Она Шурку зачем-то будить хотела! И ещё какую-то изоляцию взять…

— Тоже соображает, — усмехнулся Пётр. — Садись, обождём. — Он подвинулся, обмахнув борт скважины.

Юлька села. Помолчали. Совсем близко, в сливе у плетня, защёлкал соловей.

— Ты в школе какой предмет больше любишь? — спросил вдруг Пётр.

— Я? Сама не знаю! — искренне призналась она.

— Как же так? Я теперь техникой увлекаюсь — да? А в школе, не поверишь, самым главным пение считал. Артистом хотел быть.

— Артистом? Настоящим?

— Арии из опер наизусть знал. Например, Онегина. «Вы мне писали, не отпирайтесь…» — пропел Пётр и засмеялся.

Юлька залилась тоже, хлопнула в ладоши.

— Ой, как здорово!

— Пластинки собирал. Мамочка денег на завтраки даст, а я на пластинки берегу. А один раз — на стройку к нам театр приезжал — набрался смелости, за кулисы пролез.

— За кулисы?

— Тенор у них добродушный такой был. Я ему и говорю: «Хочу, мол, тоже певцом стать!» Вспомнить совестно…

— А он? — Юлька вся повернулась к Петру.

— Он мне: «Спой, светик, не стыдись!» Знаешь, из басни? Я запел что было мочи: «Вы мне писали, не отпирайтесь…»

— А он?

— Обнял меня и сказал: «Кончай, друг, школу.

Может, из тебя тракторист добрый выйдет, может, инженер. Голос у тебя, конечно, есть, как у всех людей». И контрамарку на «Свадьбу в Малиновке» дал…

— Вот нахал! Просто ужас! Неправда! Он же обманул, не понял!

— Всё понял. И я ему теперь, сестрёнка, благодарен.

Гуси залопотали совсем близко. Захлопали крыльями, устремились куда-то… От дома, от малого ореха Лукьяненок отделились две фигуры: Галя с Шурцом волокли коробку с помпой.

— Ладно, хватит болтать, — сказал Пётр.

Коробку поставили возле скважины. При общем молчании Пётр открыл, развернул помпу — синий крашеный бочок её заиграл, засветился на солнце как лакированный! Пётр достал из карманов отвёртку, плоскогубцы, нож, кусок резинового шланга…

— Теперь слушайте внимательно, — сказал он трём присевшим вокруг скважины помощникам. — Шурка на большой орех полезет. Галина возле меня стоять будет. («Эх, не я!» — подумала Юлька.) А Юлька… — Пётр тоже подумал. — Возьмёшь переноску и пойдёшь к дому… Ты что, ты что? — закричал он, потому что Юлька уже подхватила свиток провода. — Размотаю — конец с вилкой возьмёшь. И будешь эту вилку по Шуркиному сигналу в сеть включать-выключать. Я вечером у терраски розетку привернул, увидишь. Потом, конечно, в скважине выключатель поставим. Поняла?

Юлька ответила твёрдо:

— Да. Поняла.

— Сигналы будут такие: один раз Шурка с ореха рукой махнёт — помпу включай, два раза — выключай. Вилку долой! Ты же школьница! Или, может, Галюшку на включение поставить?

Заглянул бы Пётр в эту секунду в Юлькину душу!.. Она повторила решительно, быстро, чётко:

— Стоять у терраски. Шурка раз махнёт — вилку втыкать. Два — вытыкать!

— Правильно, умница. Теперь так… Маманя с батей спят, бабуля выйдет — ничего: она у нас толковая, всё поймёт…

Пётр и на водохранилище не любил повторять приказов. Бросив: «Начали!» — спрыгнул опять в колодец скважины. И помпа, синяя, нарядная помпочка со всеми своими выхлопами и трубками, подхваченная четырьмя парами рук, уехала в глубину. Туда же спустили и переноску, и принесённую Галей изоляцию. Пётр размотал свиток, конец провода с вилкой выбросив Юльке; второй, зачистив ножиком, присоединил к помпе, закутал изоляцией…

Три затылка, освещённые быстро встающим июньским солнцем, свесились над колодцем, пока Пётр соединял резиновым шлангом помпу и ржавый отросточек старой трубы.

— Готово! По местам! — скомандовал наконец он.

Галя вытянулась у скважины. Шурец стреканул к большому ореху и вот уже замелькал в листве, карабкаясь по стволу. Юлька подхватила конец переноски с вилкой и торопливо пошла по усадьбе к дому. Следом, разматываясь, белой змейкой стелился и полз блестящий провод.

Розетку на столбе у терраски Юлька увидела сразу. Приготовив вилку, точнее, зажав её в кулак, вытянув руку, замерла как часовой. А сама глаз не сводила с Шурца, висевшего на орехе и отлично видного издали обеим девочкам-связисткам.

Солнышко вылезло совсем. Соловьи и прочие певуны запели на все голоса. Сливы, вишни и абрикосы закивали листьями — утренний ветер прошёлся по саду. Белая змейка провода тянулась через усадьбу, то прячась в траве, то сверкая в солнечных лучах.

— Мерещится мне или взаправду стучит не то гудит где? — спросила тётя Дуся.

Сладко позёвывая, она появилась на пороге терраски в наброшенном халате, простоволосая и сонная. Юлька молча съёжилась. А тётя Дуся вроде бы и на розетку с вилкой не глядела.

— Зачем такую рань вскочила? Здорова ль?

Глаза у тёти Дуси оказались вовсе не сонными.

Юлька не ответила. Скособочившись, прикрывала неестественно вздёрнутым плечом розетку с включённой вилкой; сама же глазами водила с тёти Дуси на орех — вдруг Шурка махнёт дважды? Над усадьбой стелился ровный несильный гул. Это работала помпа! Уже пятый раз по сигналу включала и выключала её Юлька…

— И Галины чего-то на месте нету. И Петруши. Зачем это к столбу прилепилась?