Понаехавшая

— Вы понимаете, этот жест… Он таким движением кинул деньги в лоток, что далее я двигалась как зомби. Понимала, что делаю что-то не так, но остановиться не могла, — плакала Люда.

— Прорвемся, — качали головами девочки и прикидывали в уме, на сколько лет надо продать в рабство Люду, чтобы она смогла покрыть недостачу в две тысячи четыреста долларов. Учитывая Людины чахлые впуклости, ибо выпуклостями то, что Люда носила на себе, язык назвать не повернется, получалось, продавать надо Люду пожизненно.

Люда рыдала в четыре ручья и порывалась убиться о счетчик банкнот. О. Ф. ходила мрачнее тучи, не ругалась матом, не пила водки.

То есть это был апокалипсис в самом прямом его значении. Земля налетела на небесную ось, поменялись местами магнитные полюса, и настал всеобщий звездец.

В то злосчастное утро Люда никого не трогала, сидела себе тихо за кассой, проворачивала в голове вчерашний конфликт со свекровью. Серафима Петровна ела невестку поедом, продыху не давала. У Люды от этого ныла и покалывала грудь, поэтому она ходила на работу обмотанная капустными листьями. Фиксировала их на груди бюстгальтером. Капустный лист через какое-то время терял свою свежесть и начинал отчетливо отдавать бланшировкой. Тогда Люда отколупывала от кочана сменные листья и убегала в туалетную комнату — выкидывать за ненадобностью старые. О чем думали уборщицы, доставая из мусорной корзины в туалетной комнате пожухлые капустные листья, — история умалчивает. Скорее всего, списывали все на эксцентричных интуристок.

Итак, сидела пригорюненная Люда у окошка, в магнитофоне пела Жанна Агузарова, в городе было промозгло и по-февральски неуютно, туристы в ожидании экскурсионных автобусов вяло передвигались по фойе. Вдруг к обменникову окошку подлетела группа из пяти молодых людей.

«Пакистанцы», — почему-то решила Люда.

Молодые люди были очень хороши собой — высокие, смуглые, тонкокостные, с дивными миндалевидными глазами и темными кудрями. Двигались они практически синхронно, и даже глядели одинаково, чуть искоса, из-под полуопущенных век.

— Долляры есть? — спросил один из них с необычным певучим акцентом.

— Есть.

— Мне нужьны специальные долляры, я… собирать. Collector.

— В смысле? — удивилась Люда.

— Я собирать букфы! — Молодой человек ослепительно улыбнулся, достал из нагрудного кармана пиджака сто долларов, на пальце сверкнул диковинной формы перстень — длинный, прикрывающий фалангу. Люда еще подумала, что очень неудобно ходить с таким перстнем, во-первых — цепляется за все, а во-вторых — некомфортно пальцу, он фактически не сгибается.

— Вот, смотреть! — «Пакистанец» развернул стодолларовую купюру и потыкал пальцем в строчку с контрольными буквами. — Мне нужен купюры с букофами «си» инглиш.

И молниеносным круговым движением кисти молодой человек кинул стодолларовую купюру в лоточек для передачи денег. В ушах противно зазвенело, сердце словно взлетело и забилось где-то в горле. Люда подняла глаза с купюры и уставилась на «пакистанцев». Они спокойно и даже чуть насмешливо смотрели на нее своими миндалевидными бархатными глазами.

«Чисто восточные принцы», — подумала Люда и взяла купюру. Разглядывала ее долго, кинула обратно в лоточек. А дальше случилось то, чему она не могла найти объяснения и оправдания. Люда вытащила из кассы пачку стодолларовых купюр, развернула веером. И положила в лоточек.

— Поищите сами, я не очень пойму, чего вам надо.

Молодой человек кивнул, взял купюры, повертел в руках, рассматривая каждую, вздохнул, вернул обратно.

— Ньет. — И сокрушенно покачал головой. — Ньет у вас таких букоф.

Люда убрала деньги в кассу. Когда подняла глаза — окошко было пусто. В лоточке для передачи денег лежали пятьдесят рублей.

— На чай оставили, — удивилась Люда, — только зачем? Вроде ничем помочь я им не смогла.

К часу приехала пересменка. Люда забрала свои деньги и села в уголок — сводить кассу и заполнять сопроводительную документацию. Вот тут все и открылось. Сначала девочки наблюдали расширившиеся от ужаса Людины глаза, потом истерику, потом всем миром снова пересчитывали деньги. Две тысячи четыреста долларов будто корова языком слизнула.

Люда вытащила кошелек, выгребла оттуда тысячу пятьсот пятьдесят рублей и кинула в кассу. С надеждой еще раз пересчитала деньги. Недостача сократилась ровно на двадцать шесть центов.[11]

Прилетевшая по скорбному зову из банка О. Ф. застала съезд древнеегипетских плакальщиц в самом разгаре. За короткие полчаса девочки добросовестно выплакали себе все глаза. В обменнике густо пахло тушеной капустой — от пережитого шока у Люды резко поднялась температура и довела капустные листья в бюстгальтере до готовности. О. Ф. пораскинула мозгами и быстро вычислила, куда утекли деньги. Люда с вселенским воем призналась, что таки да, после того как «пакистанец» вернул ей доллары, она их, не пересчитывая, положила в кассу.

— Ну как же так, — разводила О. Ф. руками, — мало того что ты в нарушение всех правил выдала валюту не пойми кому, так еще не стала пересчитывать, когда забрала обратно?!