Понедельник - день тяжелый | Вопросов больше нет (сборник)

— Хорошо, Марья Антоновна, я разберусь. Спасибо, что пришли. Я сейчас Христофорова приглашу. Это больше по его части.

— Я бы на твоем месте другому поручила все выяснить. Возьми вот еще в придачу…

— Что это?

— Заводная головка. Золотая. Муж Тоси в колбасе нашел. Зуба из-за нее лишился. Узнать бы, чья это головка.

— Я знаю. Кокин вчера весь день искал.

— Кто у тебя посудой занимается?

— Каблуков, Яков Михайлович.

— Персона брата? Тогда понятно. Не знаешь, у себя он?

— Наверное. Где же ему быть.

— Да они на месте не сидят — как ни позвонишь, то на совещании, то в горисполкоме, а больше всего дома обедают. Я к нему. Понадоблюсь — позвони.

— Обязательно!

Королькова ушла. Пока Анна Тимофеевна одна, давайте познакомимся с ней поближе. Вот она подошла к окну, раскрыла его, протянула руку и сорвала с липы, что растет под самым окном, листок. Несмотря на жаркий день, листок прохладный, от него приятно пахнет июлем, от одного прикосновения к нему на душе становится как-то милее, и, честное слово, начинаешь мечтать о чем-то хорошем.

Анна Тимофеевна улыбнулась, приложила листок к губам, и раздалось знакомое с детства «чок».

Сначала автор хотел последовать установившейся в последнее время литературной традиции и сделать Анну Тимофеевну хорошей производственницей, но несчастной в личной, семейной жизни. В редком романе, повести, рассказе, пьесе, не говоря уже о кинофильмах, героини то и дело не терпят семейные неприятности — им изменяют, от них уходят мужья (правда, некоторый процент неверных возвращается в родной дом), а покинутые женщины гордо идут своей дорогой (правда, некоторые, наиболее слабые, гибнут, уходят из жизни самыми различными способами, и всегда в тот момент, когда автор просто не знает, что ему делать с героиней).

Было очень соблазнительно ввести в повествование всяческие интимные подробности, ссору и последующее примирение двух супругов. Можно было бы показать даже бракоразводный процесс — соблазнов была уйма.

Но встал законный вопрос — зачем все это? Так ли уж это типично? И автор начал подворный обход близлежащих строений, стал наводить справки в домоуправлениях о количестве разводов. Получилась интересная статистика. Из 1965 обследованных семей 1963 оказались прочными, нормальными. Две семьи действительно дали трещину, дело дошло до «гр. Ш. Н. С., проживающий 2-я Аэропортовская, 7-15, кв. 145, возбуждает дело о разводе с гражданкой Ш., проживающей там же».

Учтя все это, пришлось отказаться от соблазнов и рассказать про Анну Тимофеевну без всякой выдумки, по-справедливому. Да и зачем сочинять, если у Анны Тимофеевны отличный, нежный, заботливый муж и он ее очень любит. А какие прелестные дети у Анны Тимофеевны! Дочке восемь лет, вся в маму, с серо-зелеными глазами, воспитанная, в этом году пошла в первый класс, приносит одни пятерки и отстает по физкультуре — не может кувыркаться через голову. Сынку одиннадцатый год. Он в папу, кареглазый, только губы мамины, пухлые, немножко ленивые. У сынка с физкультурой все в порядке — он и прыгает и кувыркается на «отлично», зато с арифметикой…

Впрочем, сейчас каникулы, и не будем вспоминать о мелких недоразумениях.

Супруг Анны Тимофеевны окончил библиотечный институт, но работает не по прямой специальности — инспектором отдела народного образования. Сейчас он в Москве, на всероссийском совещании. Вот почему Марья Антоновна сказала: «Мужа нет, вот и форсишь!»

Из этой формулировки можно сделать вывод, что Марья Антоновна информирована обо всем, что происходит в семье Соловьевых. Только одного она не знает, несмотря на всю свою проницательность: у Анны Тимофеевны, при всем ее сияющем, нарядном виде, крайне туго с деньгами. Кроме собственной семьи у нее еще две сестренки — им надо помогать, есть племянница от погибшего на фронте брата — ей тоже надо помогать, а у мужа живы родители — о них тоже надо заботиться.

Зато об этом обстоятельстве — о полном отсутствии у Анны Тимофеевны каких-либо накоплений — отлично знали Юрий Андреевич Христофоров и Кузьма Егорович Стряпков. И, как мы увидим в дальнейшем, они это учли.

Пока мы знакомились с Соловьевой, в вышестоящей инстанции о ней шел разговор. Разговор не официальный и не окончательный, но серьезный. Про такие беседы иногда говорят: «Мы этот вопрос где надо провентилировали». Что это означает, понятно не всем и не всегда, но все и всегда делают вид, что все понятно.

«Вентилирование» подходило к концу. Солидный товарищ, поглядывая на часы, говорил другому, менее солидному:

— Ты понимаешь, какое дело, все бы хорошо, но уж очень она, как бы сказать, женственна. Нет у нее этакой мужской напористости. Глаза словно у девочки, и все улыбается.

— Это пройдет… Я с ней поговорю.

— Боюсь, не справится. Бушуев — тот был орел. А эта, боюсь…

— Вам виднее. Вполне возможно, и не справится.

— А с другой стороны, посмотреть — человек она грамотный, честный, а там это качество ой как надо. А опыт что…

— Опыт придет.

— А если посмотреть еще — не справится. Молода!

— Я поговорю с ней. Хотя, конечно, молода.