Понятие "революция" в философии и общественных науках: Проблемы, идеи, концепции

По его мнению, «дальнейшее развитие накопившихся противоречий может как привести к социализму, так и отбросить назад, к капитализму» [556]. Борьба развернется между рабочими и бюрократией; победа бюрократии – капиталистическая контрреволюция; победа рабочих – новая революция. Она «не будет социальной, как Октябрьская революция 1917 года: дело не идет на этот раз об изменении экономических основ общества, о замене одних форм собственности другими» [557]. Это будет смена политического режима, так как базис советского общества Троцкий считает социалистическим. Отсюда его преувеличенные надежды на новую революцию. Политическая оппозиционность сталинскому режиму сочеталась у него со вполне советским догматизмом. Иной позиции трудно ждать от человека, бывшего до эмиграции в составе нового господствующего класса.

Немного иначе смотрит на революцию троцкист Исаак Дойчер (1906-1967) в книге «Незавершенная революция» (1967). «В 1917 году Россия пережила последнюю великую буржуазную революцию и первую пролетарскую революцию в истории Европы. Обе революции слились воедино» [558]

. Произошла «буржуазно-социалистическая революция» [559]. Советское общество – результат двойной революции. Бюрократия не является классом; она – следствие отсталости России и может быть устранена повышением культурного уровня населения: готовя образованные кадры, «бюрократы готовят своих собственных могильщиков» [560]. Это будет завершением революции.

Позиция Дойчера даже более догматична, чем позиция Троцкого. Это «революционизм» (все несоциалистаческие революции – незавершенные), распространенный на Октябрьскую революцию.

Известный советский философ В. А. Вазюлин (р. 1932) в 1992 году предложил более утонченное решение, охарактеризовав советское общество как «ранний социализм», а Октябрьскую революцию – как «раннюю социалистическую». Поражение «раннего социализма» в 1991 году с этой точки зрения – частность, не меняющая общий ход исторического процесса. Необратимый переход к человечества к коммунизму начался в 1917 году и просто оказался более сложным и длительным [561].

Как видим, нет такой исторической проблемы, решение которой нельзя имитировать словом «ранний».

В последние годы понятия «ранний социализм» и «ранняя социалистическая революция» пользуются большой популярностью среди умеренно левых идеологов [562]

.

Для объяснения краха СССР В. А. Вазюлин и его последователи выдвинули следующее положение: «Если при капитализме производительные силы опережают в своем развитии производственные отношения, то при социализме производственные отношения опережают развитие производительных сил» [563]. То есть в СССР производственные отношения были уже социалистическими, а производительные силы – еще нет. Их победой объясняется контрреволюция. Если вспомнить, что производительные силы – это люди, взятые как участники производства, то мы увидим под наукообразной словесной оболочкой широко распространенную в советское время идеологему: строй у нас хорош, а люди – плохи. Люди несут в себе «родимые пятна» капитализма, поэтому коммунизм еще не построен. После 1991 года эта идеология получила развитие: «родимые пятна» капитализма были настолько сильны, что социализм потерпел поражение. Для носителей этой идеологии всегда существуют отдельно строй и отдельно «негативные явления». Признание того, что эти явления вытекают из сущности строя, для них немыслимо, так как убивает их идеологию.

Тот же ход мысли обнаруживает и Н. А. Симония, применивший свою идею «забегания революции вперед» в книге «Что мы построили?» (1991) к нашей послеоктябрьской действительности – с понятным результатом.

Но вперед, в коммунизм, «забегает» не революция, а представления людей о революции. А это не одно и то же. Например, национализированный завод может представляться участникам национализации обобществленным, т. е. принадлежащим обществу, но в действительности он только национализирован, т. е. принадлежит государству. Созданные управленческие структуры соответствуют реальности. Никакого «забегания» нет, есть только неадекватное восприятие. Ускорение же и замедление революции, по терминологии самого Н. А. Симонии, не то же самое, что «забегание» и «откат».

Иначе говоря, то, что производственные отношения могут представляться социалистическими, не доказывает их социалистичность. В действительности они таковы, каковы производительные силы, а надстройка (включая идеологию) такова, каковы производственные отношения.

Никакая революция не может создать то, для чего нет объективных предпосылок. Поэтому сторонники «социалистичности» СССР преуспели лишь в словесных победах над старым миром, которые выглядят, увы, чем дальше, тем комичнее.

Последнее по времени открытие сущности советского общества в рамках данного направления сделано доктором экономических наук А. И. Колгановым. Оказывается, «это был компромисс рабочего класса с бюрократией при ведущей роли последней» [564]. Вот формула прогресса.