Понтограф

– Там раньше была кондитерская «Wolf & Beranget» – лучшая в городе во времена Достоевского.

– И Пушкина, – заметил я, читая статейку в смартфоне. – Вроде как это было последнее место, где он побывал перед дуэлью с Дантесом.

– И чем дуэль кончилась? – без тени иронии спросил Богдан.

– Пушкина на ней смертельно подстрелили, – стараясь не выказывать удивления, ответил я.

– А. Ну да. Че-то я устал с дороги, видимо. – Богдан тяжело вздохнул. – Сорян.

Я смерил его взглядом. Интересно, это тоже часть игры в мага? Притвориться, что не знает таких школьных фактов жизни поэта, чтобы я и подумать не мог, что экстрасенс во время сеансов вещает по заранее написанным шпаргалкам? Как знать, как знать. Примерно представляя, на какие деньги раскошелился Глеб, уверен, все диалоги с «духами» отрепетированы Богданом настолько, что сам Станиславский, случись ему увидеть мага за работой, воскликнул бы: «Верю!»

После вью-пойнта на крыше «Зингера» мы двинулись в бывшую кондитерскую за возможной порцией литературного кода. Лавируя между бредущим по своим делам горожанам, любуясь архитектурными шедеврами, мы вскорости добрались до «Литературного кафе» и нырнули внутрь.

Тут царила ужасная духота; запах кофе вперемешку с неаппетитным смрадом кухни говорил о плохой вытяжке. Стиль «будуар» – стены устланы красным бархатом, поверх него висят картины и наброски в рамках – как бы намекал, что хозяйка заведения (а я сомневался, что такой лук могла исполнить мужская особь), оплатившая этот ремонт много лет назад, давно и успешно перевалила бальзаковский возраст, а возможно, даже помнила Федора Михайловича еще живым. Столики в кафе пустовали, но я не сомневался, что, как свойственно этому городу, к вечеру все места в зале будут заняты людьми.

В голове всплыла информация, которую я нагуглил пару часов назад: именно здесь Достоевский в свое время познакомился с Михаилом Петрашевским, революционером, который изобрел утопический социализм и взял Достоевского в свой кружок.

Это едва не стоило Федору Михайловичу жизни: по приказу императора всех участников кружка посадили в острог, а руководителей казнили. Причем изначально говорилось, что казнят всех, но в последний момент Достоевского и остальных «рядовых» участников пощадили и «всего лишь» сослали на каторгу.

По мнению его биографов, именно это событие произвело на Федора Михайловича такое неизгладимое впечатление, что он отрекся от идей революции и даже сравнил революционеров с «одержимыми бесами».

Учитывая, насколько судьбоносной оказалась та встреча с Петрашевским, выбор Богдана представлялся вдвойне странным. Ну с какого перепуга духу Достоевского приходить в то место, где он познакомился с человеком, который его едва не сгубил?

Впрочем, я решил не бежать впереди паровоза и дождаться гвоздя программы – спиритического сеанса, а также прелюдии к нему: я не мог знать наверняка, но почему-то подозревал, что в «Литературном кафе» у экстрасенса эпатажных дружков с ирокезами, способных закрыть кафе для наших экзерсисов, не окажется.

И оказался прав.

Богдан уверенно, будто уже не раз тут бывал, пошел в самый угол зала. Хотя, возможно, так оно и было – я вполне допускал, что он прибыл в Питер заранее, чтобы осмотреть локацию до моего приезда.

Расположившись за ширмой, вероятно обозначавшей VIP-пространство, Богдан грохнул рюкзаком об стол, как и в квартире Булгакова.

«Стиль “Бард на Грушинском фестивале”», – почему-то мелькнула у меня в голове мысль, и я с трудом сдержал улыбку.

Богдан тем временем утер рукавом пот со лба и жестом уставшего от жизни олигарха поманил официанта, который и без того направлялся к нам.

– Доброго дня, – поздоровался длинноволосый юноша в фартуке цвета засохшего йода, на котором темнели бурые трафаретные буквы, образующие название кафе, и силуэт писателя за пишущей машинкой. – Чего желаете?

– Мы желаем закрыть этот зал буквально на час, – промурлыкал Богдан.

Официант удивился.

– Это зачем?

– Нам нужно провести тут нечто вроде… собеседования.

Гарсон недоуменно уставился на мага. Я ожидал, что нас пошлют, но Богдан, понимая, что такое развитие событий вполне возможно, уже достал новенький бумажник от Картье и, расстегнув молнию, с трудом удерживающую внутри толстую пачку ассигнаций, вытащил из него пару пятитысячных купюр:

– Столько хватит, чтобы удовлетворить нашу просьбу?

Молодой человек совсем растерялся и перевел взгляд с кошелька Богдана на меня, словно я мог объяснить ему – что за бесовщина тут происходит? Я молча смотрел на него, словно он мог прямо сейчас вытащить из кармана книжечку с заветным литературным кодом и избавить нас от необходимости снова устраивать спиритическое представление с пантографом.

К сожалению, обоих нас ждало разочарование.

– Я… я уточню у администратора, – неуверенно сказал официант.

Когда он скрылся за дверьми кухни, я спросил у Богдана:

– А если откажут?

– Не откажут, – нехотя ответил Богдан, устало опускаясь на стул. – Как говорится, не бывает неразрешимых проблем, бывает мало денег.