Видеть его, но не уметь ни поговорить, ни дотронуться, ни утешить – пытка. Ни шепнуть «я здесь, с тобой, обернись, я рядом…»
Эмия то зверела, то тосковала, думая о предстоящих долгих годах. Неужели так тошно, как теперь, ей будет каждое утро, вечер и ночь? И не поговорить, не излить душу, не услышать в ответ слова поддержки или почувствовать пожатие теплой руки.
Они знали, как пытать. Знали, что мятежный дух будет искать успокоения и не найдет его ни в чем. С телесными ощущениями было бы проще – их можно изменить искусственно: еда, сон, наркотики, алкоголь.
Эмия ужаснулась, представив, что стала бы беспробудной пьяницей.
Ладно, пусть не настойка… Но клубники в шоколаде она сейчас поела бы с удовольствием. Отвлеклась бы хоть на минутку, чувствуя, как тает на языке верхний слой со вкусом какао, а после сочная мякоть…
Посмотреть фильм? Его не включить – с самого утра из дома исчез Павл. Сбежал? Отправился общаться к соседям? Решил отсутствием проучить нерадивую хозяйку?
Ну и пусть… Пыль на мониторе, обернувшись сквозняком, она сможет смахнуть сама.
Иногда она висела над кроватью – мысленно молчала, представляла, что спит. Подолгу смотрела в одну и ту же точку, слушала доносящийся с улицы шум – шелест глянцевых тополей, доносящиеся с центральной площади звуки арфы, чужой смех… Там тепло, там кожу греет солнце, там ветер треплет волосы.
Больше не ей.
Когда Эмия в следующий раз подлетела к монитору, оказалось, что Дарин куда-то едет в автобусе.
Она долго ласкала взглядом его отвернутое к окну лицо, чисто выбритые щеки, залегшую морщинку меж бровей. А после невидимым пушистым котенком свернулась в его сцепленных ладонях.
Убежденность в том, что она не выдержит этой пытки, росла в ней вместе с утекающими в прошлое минутами. Насмешливой и злой стала стрелка в круглых часах и абсолютно бессмысленным ее ход по кругу. Слиплись в единый ком сутки.
Она сойдет с ума – медленно, но совершенно очевидно. От беспомощности и бессилия что-либо изменить возненавидит сначала это место, затем Павла, весь Астрей, а после, наверное, и Дара. Себя за любовь, судьбу за иронию, Крониса за то, что однажды призвал ее наверх. Уж лучше бы человеком…
Мысль о Кронисе почему-то зацепилась в голове Эмии, как плотное облако за верхушку горы.
Кронис.
Бог Времени.
Щелчок, щелчок – пытались сформировать новую идею мозговые шестеренки Эмии.
Он точно стоит выше тех, кто читал ей приговор в суде…
А если…
Просто, если?…
Конечно, нет. Он отправит ее подальше, еще нотацию прочитает.
Но ведь это лучше, чем сидеть, сложа руки?
Она поцеловала Дара в щеку легким перышком, мысленно пожелала ему легкого пути.
А после – невидаль за последние дни – оставила место у монитора и вылетела в окно.
Калея, если не считать непривычно хмурого выражения лица, выглядела восхитительно. Как всегда с тщательно наложенным макияжем, бронзовой кожей, тонко очерченными бровями и серебристыми на этот раз губами. В длинной белой тоге, серым поясом, бусами и серьгами в едином стиле.
– Калея…
Эмию никто не слышал.
Синхронно щелкали клавиши двух клавиатур под пальцами – в кабинете с подругой теперь восседала неизвестная Эмии соседка – высокая, строгая, в очках. Новая Богиня Справедливости.
– Калея?
Нет реакции.
Всплывали на экране фотографии незнакомых людей, совершивших поступки или проступки, быстро вычислялись формы наказания или поощрения.
Эмия впервые подумала о том, что для вычисления на самом деле не нужны Богини – это могла бы делать «система». Тогда зачем? Чтобы следить за реакцией Эфин на человеческий фактор? Все с двойным дном, все с умыслом…
Сбоку от Калеи стена, на ней полка. А на полке песочные часы – игрушка, символ бесконечности.
Эмия обрадовалась ей, как родной. А после с восторгом, собравшись тугим комком энергии, сбросила на пол.
– Говорила тебе, не надо было их туда ставить! – послышалось от коллеги укоризненно. – Ветер сбросит…
«Но ветра нет», – хмурились тонкие брови Калеи. И уже сложились для волшебного щелчка ее пальцы с длинными ногтями, когда Эмия напряглась изо всех сил и проявила на рассыпавшемся песке надпись.
«ЭТО Я… ЭМИЯ».
Тревожно хлопнули длинные ресницы; Калея заозиралась. И в первую очередь бросила беспокойный взгляд на очкастую, после по сторонам – где ты, мол?
«Выйдем».
Написала Эмия на песке.
Калея кивнула, а после щелкнула пальцами. Моментально поднялись с пола осколки, бесшовно склеились в сосуд, приняли былую форму, предварительно заточив в себя песок.
Часы, совершив пируэт, приземлились обратно на полку.
Белая крыша, позади стена. Полдень, вовсю царствовало на безоблачном небе жаркое солнце. Калея курила, и дым от сигареты тек прямо через Эмию – улетал за угол, растворялся.
– Что тебе нужно? Мало того, что ты втянула меня во все это… эту историю, так теперь опять пришла.
Калея – любительница развлечений, вечеринок и праздной жизни – негодовала от души. И, отсеченная от большей половины увеселений, а также почти от всех друзей, имела на то полное право.