Поп

Итак, получалось, что матушка ошиблась. У неё не было тифа. А если бы и был, то её можно было изолировать, и никому бы ничего не передалось. Бежавшего от смерти Ивана отец Александр вымыл в бане, переодел, обрил наголо, и у того тоже теперь не должны были водиться вши. Бедная матушка! Зачем она не посоветовалась с мужем, зачем не уточнила о том, как протекает тиф! Могла бы и точно так же раздобыть медицинский справочник!

Придя домой, отец Александр устало разговаривал с фотографией, на которой была изображена молоденькая Алевтина Андреевна, розовощёкая, с толстой русой косою, в тёмно-синем платье, усыпанном белыми цветочками:

— А всё потому, Аля, что тебе всегда хотелось поступить по-своему. Вот и навредила! Что же ты наделала, ласточка моя!

Она улыбалась ему с этого снимка с таким видом, будто говорила: «Да ладно тебе, Сашенька! Не всё ли равно?.. А там — так хорошо!..»

114.

К вечеру немцы совсем ошалели, все они перепились, тарахтели мотоциклами, палили из пистолетов, ружей и автоматов в воздух, а то и не в воздух, и по улицам села летели дурные пули. Спилили в лесу самую высокую ёлку, установили её на том месте, где когда-то стоял Ленин, а потом вешали партизан. Жители думали, они её наряжать станут, а они облили ель бензином и сожгли. При этом распевали:

— Stille Nacht! Heilige Nacht!..10

Хорошо, что день был холодный и промозглый, все сидели дома, никто не гулял. Отец Александр строго-настрого запретил своим попятам высовываться из дому. Так же поступил с домашними и Торопцев, но в первом часу ночи к нему громко и нагло постучали в двери. Открыв, он увидел на пороге двух подвыпивших офицеров СС и нового полицая Приставкина. Сверкая глазами, немцы что-то заговорили, а полицай перевёл:

— Господа офицеры хотят оказать вам честь и приглашают ваших двух девушек на вечеринку по случаю праздника Рождества Христова.

— Скажите им, что мы люди православные и празднуем Христово Рождество через две недели. Если хотят, пусть приходят к нам в гости тогда, — ответил Торопцев, понимая, что просто так эти не отвяжутся.

— На-на-на-на-на! — глумливо заблеял один из офицеров, когда Приставкин перевёл им слова хозяина дома. Перед носом у Торопцева замаячил длинный указательный палец.

— Так не годится, — стал переводить Приставкин дальнейшие слова немцев. — Вам оказывают честь, и вы должны это понимать. У вас очень красивые девушки. Отдайте их, пусть повеселятся с офицерами великой Германии. А сами можете спать хоть до самого своего Рождества.

— Я ещё раз прошу извинения, но дочери останутся дома, — твёрдо объявил Торопцев.

Тут лица фашистов из весёлых и наглых стали обиженно-злыми. Один из них произнёс весьма гневную тираду, пытаясь запугать неуступчивого отца двух красавиц.

— Можете не переводить, — сказал Николай Николаевич полицаю. — Вероятно, меня осыпали угрозами. Скажите им, что, если надо, я буду обороняться. Но детей своих не отдам.

Один эсэсовец шагнул было в дом, но Торопцев успел захлопнуть дверь перед самым его носом. Почти тотчас за дверью загремели выстрелы, две пули пробили дверь и прожужжали в сенях, вошли в стены. После третьего выстрела за дверью раздался обиженный громкий возглас:

— Ah! Scheise!

После этого всё стихло, Торопцев осторожно выглянул в окно и увидел, как одного из офицеров, явно раненного, уводят Приставкин и другой эсэсовец. Вероятно, третья пуля срикошетила и нанесла рану самому стрелявшему.

— Васса! Надя! Катя! Костя! Дима! Оля! — закричал Торопцев. — Быстро одеваемся и уходим!

Оля сразу заплакала. Остальные без слов кинулись одеваться.

— Куда же мы пойдём, Коленька? — в ужасе вскрикнула Васса Петровна.

— В храме спрячемся. Я знаю, где там можно, чтоб не нашли.

В несколько минут они все собрались и готовы были бежать из дома, но оказалось, что уже поздно. Слишком быстро фашисты организовали своих людей, которые со всех сторон окружали дом. С улицы грянула пальба из ружей, пистолетов и автоматов, и дом мгновенно превратился в кромешный ад — всюду жужжали пули, летели осколки стёкол, посуды, вещей. Все попадали на пол, крича от ужаса. Упавший рядом с Торопцевым приёмыш Дима страшно застонал, кровь брызнула из него во все стороны. Пули рикошетили и впивались в лежащих на полу. Следом за Димой погибла Васса Петровна. Потом пуля размозжила голову Кате. Вдруг стрельба затихла. Раненный в плечо Николай Николаевич пополз в сторону погреба, простонав:

— Кто цел, за мной!

За ним поползли Надя, раненная в ногу, и Костик, которого пули не коснулись. Оля забилась в угол и там плакала. Торопцев дополз до погреба и, преодолевая боль, открыл люк.

— Лезьте! — приказал он, а сам пополз к Оле. — Оленька! Не бойся, мы сейчас спрячемся в погребе, и ничего не будет!

— Нет! Нет! Нет! — причитала, вся трясясь, смертельно испуганная девочка.

115.

Отец Александр проснулся среди ночи и в темноте комнаты ясно увидел, как горит дом Торопцевых.