— Ах, какой это был меч. От хвостовика до острия весь покрытый золотой чеканкой. По лезвию идёт надпись «Один народ, одна вера, один правитель!» — древний девиз моего рода. Рукоять богато отделана золотом и перевита серебряной проволокой. А навершие — это цельный алмаз, размером с мой кулак. И он мой, мой по праву!
Так же как быстро и неожиданно Амадеуш бросил совсем сомлевшего оруженосца, практически до мокрых порток напугавшегося этого равнодушного взгляда с клубящимся хаосом безумия там, в глубине, так ни разу и не моргнувших, глаз. Отскочив на пару шагов, рыцарь замер в горделивой позе, вздымая к небу правую руку с несуществующим мечом.
— И волей Элора Всеблагого, волей предков моих и крови, волей небес и тверди мне, Амадеушу Кравчику суждено править этим миром. И назовусь Всецветный Всеповелевающий Властелин. И да склонятся передо мной все народы и их правители. А ты, друг мой, мой рыцарь… мой Генерал! — рыцарь снова кинулся к Бруно. — Ты пойдёшь со мной? Станешь ли моей правой рукой, что бы править честно и справедливо?
Совсем запуганный здоровяк смог лишь коротко кивнуть головой. Говорить не получалось. Даже дышать он смог, лишь когда проглотил здоровенный ком, возникший в его горле, настолько страшным и безумным выглядел сейчас Кравчик.
— Так идём, идём со мной на поиски меча, что принесёт мне славу, власть и богатство. И все они, кто долгие годы третировал меня, унижал, оскорблял и гнобил. Все они ответят. Каждый, каждый будет умолять меня о пощаде, — голос Амадеуша изменился, из возвышенно-патетического, став злобным, почти шипящим от лютой ненависти, сквозившей в каждом слове. — Всех их сгною, и семьи их до седьмого колена. Каждый мне ответит, каждый…
Схватив Бруно за руку, рыцарь широко пошагал в направлении кучи камней видневшихся метрах в трёхстах впереди. Несчастному оруженосцу ничего не оставалось, как шустро перебирать ногами, едва успевая за разогнавшимся Благоверным, не в силах вырваться из нечеловечески цепкой хватки, и лишь бросая жалобный взгляд на уже начавшую подгорать кашу. Он многое бы отдал, чтобы вернуться к костру, готовить ужин, и никогда не слышать ни о мечах, и ни об императорах. Более того, в этот момент оруженосец был готов отказаться от цели всей своей жизни — стать рыцарем. Ибо если быть им означает идти в какое-то страшное место с человеком, которой пугал Бруно до мокрых подштанников, то лучше уж дома, в деревне быть обычным пахарем, который после тяжёлого дня, в корчме может пропустить кружку другую зимнего эля, и не думать ни о каких ужасах.
Здоровяк сам не заметил, как они добрались до цели. Амадеуш не отпускал его ни на секунду, всю дорогу рассказывая о том, как всё будет, когда он станет императором людей. Займёт положенное ему место, как назвал это рыцарь. Жалобное блеянье оруженосца, предлагавшего вернуться, попросту игнорировалось, безумный, а теперь даже Бруно это отчётливо понимал, рыцарь видел цель и шёл к ней с неуклонностью атакующей тяжёлой боевой химеры.
— Вот! — голосом полным патетики и пафоса произнёс Кравчик, стоило им остановиться. — От сей гробницы начнётся моё восшествие на престол! В этой могиле, среди великолепия парчи и позолоты, покоится клинок, что признает лишь кровь истинного претендента. И сегодня он будет моим! Я уже слышу зов, он ведёт меня!
Здоровяк, испуганно оглядевшись, поёжился. Из всего, что наговорил Благоверный, это место соответствовало лишь могиле. Тяжёлые, обветренные камни дольмена, заросшие мхом и лишайником, никак не тянули на великолепие, и уж тем более на парчу. Надеяться, что там, в глубине узкого хода ведущего в тёмное нутро, пахнущее влагой и прелой травой, будет лучше, чем снаружи, тоже не приходилось. Скорее уж там можно было наткнуться на дневную лёжку какой-нибудь хищной твари, чем на шикарное убранство и позолоту.
— И тебе, друг мой… нет! Генерал мой! Тебе предстоит принести, то — что откроет мне двери вечности! Иди же! — Амадеуш подтолкнул оруженосца к входу в дольмен. — Ступай и добудь для своего господина меч первого императора людей! Докажи, что достоин встать по правую руку от меня!
Бруно, и так едва сдерживающийся, что бы не задать стрекача, после толчка Кравчика оказался совсем рядом с дырой и, не удержавшись на внезапно одеревеневших ногах, шлёпнулся на четвереньки. Зёв норы, куда ему предстояло ползти, ибо пройти там смог бы лишь кролик, гипнотизировал оруженосца, не позволяя отвести взгляд. Тьма, казалось, клубящаяся внутри мегалита, стала надвигаться, словно засасывая его в себя.
Конечно, ничего подобного в реальности не происходило, но измученная психика недалёкого парня просто не выдержала подобных потрясений. Не вставая и не отводя взгляд, он принялся отползать от дольмена, пока не упёрся в ноги Кравчика. Ужас, уже занял такое место в разуме Бруно, что он принял это за нападение со спины неведомого монстра и метнулся в сторону с детским полувизгом — полувсхлипом. И лишь разглядев в густеющем тумане фигуру Кравчика, сверкающую доспехами на закатном солнце, остановился.