Попаданец. Комплект из 4-х книг

– Что?! – взвился Розенберг. – Когда формировалось правительство, вы, Тельман, обещали соблюдать его коалиционный и демократический характер, а теперь собираетесь лишить меня портфеля?! А вам известно, что решение о производстве народных винтовок было принято на общих собраниях рабочих заводов Берка, Маузер и Вальтера?! Вы собираетесь отменить волеизъявление восставшего народа?!

Тельман молча кивнул.

– Да кто вам дал право так нагло попирать народную волю? Или вы хотите создать у нас подобие империи большевиков? Подменить власть демократических Советов диктатурой партии? Отказываетесь от марксизма?

– Отказываюсь от маразма! – жестко произнес Эрнст Тельман и встал со своего места. – Если вы хотите молиться на Маркса, как на икону – стройте храм, Розенберг, и не мешайте работать. Дениц, сколько оружия поставили нам Советы?

– На сегодняшний день мы получили от них шестьдесят восемь тысяч винтовок, две тысячи пулеметов, четыреста орудий разных калибров, сто десять танков и двести один самолет. Этого хватило на то, чтобы полностью укомплектовать и вооружить четыре дивизии Ротевера – полнокровных, боеспособных дивизий, каждая из которых не уступает ни польской, ни французской дивизии. И, во всяком случае, – Дениц бросил не предвещающий ничего хорошего взгляд на своего зама, – каждая из этих дивизий стоит на фронте пяти, а то и шести этих дерьмовых народно-гренадерских бригад!

Киппенбергер икнул, но не посмел возразить. Розенберг все же вставил свои пять пфеннигов:

– Это от того, что вы не даете народным гренадерам ни танков, ни артиллерии!

– А разве наша промышленность производит танки? – деланно изумился Тельман. – Вы и Киппенбергер утверждали, что народно-гренадерские части снабжены исключительно оружием германского производства. Так зачем же вам танки из «империи большевиков». Производите свои «народные танки» и «народные пушки». Думаю, что народные гренадеры скажут вам за них огромное спасибо.

Возразить не посмел никто.

– Подвожу итог, – веско сказал Тельман. – Министру народной промышленности подготовить график вывоза в Советский Союз производств, находящихся в прифронтовых районах, в первую очередь – предприятий И. Г. Фарбен[206], Маузер АГ[207], Байерише флюгцойгверке[208]

заводов Крупп-Тиссен и некоторых предприятий Цейс. Учесть также вывоз специалистов и квалифицированных рабочих.

Министр промышленности Рудольф Гернштадт[209] кивнул и сделал пометку в своем блокноте.

– Срок исполнения – пять дней. Что же касается народно-гренадерских частей, я полагаю, что товарищ Дениц сам разберется с этими формированиями и оценит их полезность. Правительство ждет от вас доклада, – он повернулся к министру обороны, – через неделю. Все свободны.

Задвигались стулья, зашаркали ноги, скрипнула открывающаяся дверь:

– А вас, Розенберг, – негромко произнес Баник, – я попрошу остаться…

В Москве решение о переводе части производственных мощностей Германии восприняли неоднозначно. То есть Сталин и Куйбышев, которые, собственно, и явились инициаторами такого перемещения, разумеется, были «за»: Сталин – потому что прекрасно понимал невозможность осуществления принесенных Беловым идей и технических решений на существующем советском производстве, Куйбышев – потому что лучше всех остальных представлял слабость промышленно-экономической базы СССР. Их активно поддержали нарком внудел Киров, нарком обороны Ворошилов и, неожиданно, первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б), фактически руководивший ЗСФСР, Берия. Первые двое поддержали решение о размещении германских производств в Союзе ССР, просто полагая, что товарищу Сталину виднее. Впрочем, Ворошилов еще надеялся на то, что новые промышленные мощности позволят скорее довооружить и перевооружить РККА. Берия же рассчитывал на то, что часть производств попадет на Кавказ. Он вышел на заседание Совнаркома с готовыми выкладками о Чатаурском месторождении марганца, об электростанциях на Дзорагете, Риони, Раздане, нефтяных и газовых месторождениях, а потому настаивал, чтобы химические производства, особенно – новые, строились в ЗСФСР.

Поддержал перевод германских предприятий в СССР и нарком здравоохранения Семашко[210], вновь назначенный на эту должность в связи с арестом наркома Каминского[211]. Он считал, что использование новых, передовых технологий и подготовка соответствующего контингента профессионалов для их обслуживания позволят значительно сократить производственный травматизм и снизить процент профессиональных заболеваний.

Наркомы внутренней торговли и пищевой промышленности Вейцер и Микоян вместе с наркомом путей сообщения Кагановичем предпочли воздержаться, заняв позицию «примыкания к большинству». Они мотивировали свое решение тем, что их наркоматы не связаны напрямую с машиностроением и большой химией, так что сами они в этом не разбираются и сотрудников своих занимать несвойственными им делами не станут.