"Да, пока что, я буду вынужден пресмыкаться. Я буду вынужден выучить их язык и делать вид, что я жажду союза с ними, делать вид что моя разумность ставит нас в один ряд. Но на самом деле… На самом деле, я так не думаю. Если они поверят в этот бред про равенство, то они уже признают свою глупость и несостоятельность, как биологического вида. Доверять врагу или не замечать врага, может лишь низшее существо, тупое животное… На их месте я бы напал, попытался бы истребить оппонента, пока он слаб. Может они так и сделают, вот только я не дамся. Мой рой, по сути своей, безупречное общество. Все мои слуги, подчиняются мне беспрекословно. Все мои слуги, это единый организм. Все мои слуги, это я. Лучше будет если весь мир станет един. Полное подчинение одному центру, это единственный способ добиться всеобщего блага и процветания. Нужно избавиться от всех внешних угроз рою. Лучший вариант, если весь мир станет роем…"
По мере поглощения питательных веществ брюшко выдавало коконы, которые тотчас относились к голове матки и съедались все подряд, без разбору. С таким подходом, тысячное яйцо приближалось очень быстро. Юноша в какой-то момент осознал, что рецепторы королевы больше не чувствуют вкуса, в отличии от рецепторов слуг. То есть, ему было не принципиально, что именно поглощать, главное как можно больше, потому что удовольствие теперь доставляет сам факт утоления голода. У Фёдора появилась догадка, что радикальные мысли и пропажа вкусовых ощущений, как-то связаны с рождением тысячного дитя, знаменующего серьезные перемены. К такой мысли также подталкивало странное самочувствие, сравнимое с сильнейшей диареей. Внутри парня, будто поселился чужой, который шевелился где-то в кишках.
Дежурные осы заметили, как ёж-корги не спеша двигается с севера на юг. Способы борьбы с этим хищником у юноши имеются и без вывода на поверхность бронерога. Для отбития достаточно будет выделить один камень и разведчицу. Хочется конечно, подловить его в ловушку, но не всё сразу. Сначала ловушки поработают на ловлю сурков. Парень вдруг понял, что в звероловных ямах, после каждого срабатывания потребуется заново плести масксеть. Получается работа для пленника будет всегда и желательно не дать ему помереть от инфекции, голода или скуки (может отчаяться и совершить суицид).
Копающие ямы гусеницы не тромбовали грунт и не складывали его рядом. Они выгружали рыхлую почву прямо в сурковые норы, которые отлично подходили, чтобы замаскировать излишек земли. Пускай грызуны сами потом разбираются куда её девать. Часть грунта головастики оставили подле ям, чтобы прикопать им колышки. Пятёрка ос отвлеклась от охраны, на сбор сухой листвы и травы, чтобы присыпать ею ловушки. Древесный сок был разлит по дну ям, для создания манящего живность запаха.
К началу второй половины ночи, все процессы подходили к концу. Королева рожала десятый десяток коконов. Гусеницы ложили сетки поверх ям и набрасывали труху. Брикеты были доставлены в тронный зал, а в тюремную камеру занесли фруктов и даже пару маленьких птичьих яиц, добытых из гнезда, обнаруженного случайным образом. Юноша не стал жадничать и забирать их себе, понимая что они будут каплей в море для гигантской матки, а гуманоиду требуется какое-то разнообразие и животная пища в рационе.
Пара летающих сестёр, далеко на востоке, наблюдали за спящим лагерем и в особенности за группой ящериц, посаженных на стальные ошейники, закрепленные через цепи к забитым в землю клинышкам. Ведя слежку, Фёдор особенно опасался, что одна из рептилий заметит его прислужницу и будет долго преследовать, как это было в первое его знакомство с чешуйчатой тварью. Но, похоже, конкретно эти ящерицы, были воспитаны гораздо лучше деревенских и вели себя менее импульсивно, что впрочем не мешало хозяевам садить их в клетки для перевозки по реке. Краны, для выгрузки клеток, использовались, как предполагал парень, чтобы громадины не вредили суднам и трапам, при сползании на берег. Стоит только вспомнить разрушения, которые посеяла в деревне рептилия, спущенная с цепи прямо у амбара. Такая может и борт проломить и мачту накренить.
Бригада установщиков ловушек вернулась в родные подземелья на крыльях своих охранниц. Близился рассвет, лазы в транспортный хаб и на склады, в который раз, закапывались, а мать роя, никак не могла родить. Стоило выйти девятьсот девяносто девятому яйцу и брюшко словно заглохло, внутренности пронзила ужасная боль и королева замерла с набитым ртом не в силах снова проглотить питательную кашицу. Назревало что-то значительное.
Глава 19. Чудовище из бестиария Лавкрафта
До самого утра тысячный кокон так и не вышел, а королева не смогла протолкнуть в горло ни грамма пищи. Боль, пронзающая нутро, сопровождалась ощущением перемещения внутренних органов, словно личинка чужого, поселившаяся в кишках, перед тем, как вырваться наружу, решила устроить перестановку. Это чувство коснулось, как торса, так и брюшка.