Попаданка по обмену, или Альма-матер не нашего мира

– Не для себя. Вернее, не только для себя, и лишь потому прошу.

– Говори. – Отец цепко, отбросив светский ленивый тон, смотрел на сына.

– Нужна информация об одном из преподавателей. – Некромант протянул листок. – В чем был замечен, может, какие-то темные делишки, враги…

– А расспросить его самого?

– С радостью бы, но он уже неделю как мертв, и воскресить его для ритуала не представляется никакой возможности.

– Жаль, – сочувственно протянул Мейнс-старший.

– Еще как. – Вердж в этот момент полностью разделял чувства отца.

Мельком взглянув на листок, родитель пришел к выводу: ох, и задал его сынуля отцу задачку. Мейнс-старший после печального вздоха ловко перевел тему, кивая в сторону, куда ушла Рина.

– Думаю, можно считать это твоим проигрышем, – довольно протянул Мейнс-старший.

– Ты поспорил на то, что она спокойно просидит весь вечер за столом и слова поперек не скажет, – возразил Вердж.

– Считаешь, этот безобидный выпад чем-то действительно экстраординарным, как ты предполагал?

– Согласись, мало кто из местных так бы смог.

– Я ожидал большего.

Договорить они не успели.

– Там вашей гостье стало плохо, – сообщил появившийся дворецкий и чопорно удалился.

Вердж не мог сидеть на месте, поэтому мерил шагами коридор, пока целитель осматривал иномирянку. Он уже хотел зайти в комнату, из которой его уже не раз прогоняли, когда врачеватель наконец-то вышел.

– Как она? Что с ней? – засыпал вопросами некромант лекаря.

– Обычное переутомление. Возможно, оно было спровоцировано магическим истощением, – предположил целитель.

«Когда Рина успела переутомиться, да еще и магически? – подумал Вердж. – У нее этой магии всего ничего, да и пользоваться она ею не умеет…» Лишь спустя несколько мгновений ему вспомнилось: Рина говорила, что сегодня их собирались проверить на наличие и особенности дара.

Так стыдно Верджу не было никогда в жизни. Что же он натворил?! Потянул ее на встречу с родителем, не дав отдохнуть, а потом казавшаяся на первый взгляд безобидной шутка с едой. Еще и спор этот глупый…

Рина

Я почувствовала, как ноги мои подкосились, словно в них не осталось костей, лишь медузообразная масса, и успела прислониться к стене, по которой и сползла. Отчего-то дико захотелось захохотать, вот только сил смеяться не было. Я не потеряла сознания в полном смысле этого слова. Связь с действительностью была какой-то призрачной, эфемерной, как через поволоку плотного тумана.

Подбегающий некромант, сразу же взявший меня на руки. Его: «Рина, Риночка, что с тобой? Очнись!» Обеспокоенный голос его отца, вопрошающего: «Что случилось?» Я видела и суету слуг, сквозь длинные пушистые опущенные ресницы, но все это было одновременно рядом и так далеко, безразлично. Впрочем, одна мысль, связная, осязаемая, с некоторым оттенком злорадства, все же присутствовала. Интерпретировать ее цензурно можно было лишь словами классика: «А вот теперь ты ж поди, попляши». Нелитературный вариант был гораздо точнее: «Довыеживалось великосветское семейство до обморочных девиц в коридорах». По натуре я не считала себя никогда мстительной редиской, но в этой ситуации поймала себя на том, что наслаждаюсь растерянностью противников и, дабы не вызывать подозрений, отрубилась окончательно.

Эх, ощущение от первого в жизни пережитого обморока были как наутро после поиска истины в бутылке вина, причем не одной, и не только вина, и запитого ядреной самогонкой: голова раскалывалась, в теле присутствовало ощущение вселенской усталости, и не было никакого желания шевелиться. Во рту почему-то тоже: словно дятел-стахановец свил гнездо, отдолбил положенную смену, а потом, нагадив, улетел.

Я нехотя открыла глаза. Комната. Просторная, богато обставленная. Явно не общежитие – не иначе резиденция Мейнсов. Скосила взгляд на прикроватный столик. Склянка, от которой за версту разило спиртом, и чайная ложечка рядом с ней были ответом на вопрос: «Откуда у меня во рту столь дивная амброзия?» Похоже, данным зельем меня и отпаивали, чтобы привести в чувство.

Дверь бесшумно отворилась, и в проеме показалась взлохмаченная голова Верджа. Залегшие круги под глазами, встрепанный вид и какое-то ощущение помятости, присутствовавшей даже в движениях некроманта, – все это свидетельствовало о том, что ночку он провел «весело».

– Наконец-то ты очнулась. Я всю ночь у твоей постели дежурил, вот только на мгновение отлучился… – словно оправдываясь, протянул визитер.

От этих простых слов на душе стало почему-то чуточку теплее. И даже вкус во рту стал не столь противен.

А Вердж меж тем продолжил:

– Прости, я был дурак…

– С этим я полностью согласна. – Даже в таком состоянии, полностью разбитая и уставшая, я не могла отказать себе в желании сыронизировать.

– Рин, ты несносна! Я пытаюсь попросить прощения, может, первый раз в жизни мнусь, как пацан, решающийся наконец-то поцеловать понравившуюся ему девчонку, а ты…

Озорно стрельнула в визитера взглядом, а потом аккуратно высунула руки из-под одеяла, сложила их на манер благолепной святой и, придав своему лицу выражение кроткое и смиренное, произнесла:

– Прошу меня простить, милорд.