Попаданка с улицы Грёз

“Миг” занимает почти полчаса, по истечении которых некромант триумфально появляется в дверях лаборатории с двумя флаконами. В одном на дне плескается опалесцирующая жидкость, другой полон бурой кашицей.

— Вот! Смешать, нанести на волосы, смыть через пять минут, — инструктирует он меня.

— И что? — спрашиваю я с интересом изучая флаконы, от которых ощутимо фонит магией.

— Станешь беленькой, как моя ненаглядная.

Ого! Перекраска из радикальной брюнетки в светло-русую за пять минут?! Боги, мне до смерти хочется вытрясти из мессера рецепт и технологию этого чуда!

Но нет времени.

В потайной нательный пояс отправляются остатки денег из сейфа и вся дневная выручка из магазина — почти сорок либров. Не сказать, что много, но на первые пару месяцев хватит. А дальше...

Дальше я что-нибудь придумаю.

Еще Тайберг вручает мне поддельную метрику. Даже две.

— Зачем мне это? — пытаюсь вернуть ту, которая создана для Катрин, но мессер грозно хмурится.

— Лишняя личность никогда не бывает лишней, поверь старому некроманту.

Я хмыкаю и раскрываю описание внешности.

— “Рост пять футов и десять дюймов.” Во мне едва семь дюймов будет.

— Никто не станет ползать вдоль тебя с рулеткой.

— “Волосы светло-русые, глаза голубые.” Мессер, вы серьезно?

— Не спорь со старшими! — строго говорит учитель. — Описание читают, когда есть подозрения. Вот и постарайся их не вызывать.

Угу, “постарайся”. Легко сказать. Ладно, в чем-то учитель прав — дополнительная фальшивая метрика лишней не будет.

Надо отдать Тайбергу должное — он умеет построить всех, как ему нужно. И словно транслирует в окружающее пространство ощущение уверенности. Даже Катрин прекратила паниковать и больше не требует спасаться бегством.

Да и отряда, спешно высланного для задержания диббучки и воскресшего некроманта на горизонте что-то не наблюдается, хотя после стремительного ухода инквизитора прошло больше уже больше двух часов.

— Почему он не арестовал меня? — спрашиваю я у Тайберга, вопреки данному себе обещанию не вспоминать о Рое.

Некромант вздыхает.

— Я бы хотел сказать, что он просто побоялся связываться со мной. Но не думаю, что этот твердолобый чурбан умеет бояться.

Да уж. Тайберга Рой точно не боится.

— Думаю, он решил отпустить тебя, — неохотно признает учитель. — Цени это, дитя. Для инквизитора — отпустить диббука это. как для дракона подарить всю свою сокровищницу.

Должно быть я неблагодарная тварь, но мне хочется не радоваться, а реветь в подушку от обиды. А еще больше вспоминать свое поспешное признание и ругать себя за то, что не убедила, не смогла доказать, что я не такая, как другие диббуки.

А какие они — другие диббуки? Я из всех товарищей по несчастью знаю только Аншлера, и какой бы свиньей ни был миллиардер, его никак не назвать кровожадной тварью, заслуживающей смерти “по определенной технологии”.

Значит, не все так очевидно?! Почему же инквизиция веками не желала замечать и признавать, что диббуки тоже люди?

Тайберг отвешивает мне довольно болезненный щелбан.

— Ай! — я подпрыгиваю, потираю лоб и с возмущением смотрю на учителя. — За что?!

— Чтобы не витала в облаках. Забудь про инквизитора. У тебя сейчас совсем другие проблемы, ученица.

И он прав. Мои главные проблемы лежат в иной плоскости.

Вещи собраны, волосы обрезаны, последние инструкции розданы. На голове скучный пегий парик — вкупе с мешковатой монашеской робой он добавляет мне добрых пять лет. Катрин склонилась надо мной и высунув язык от усердия подрисовывает морщинки и синяки под глазами, добавляя еще десять непрожитых лет.

Право слово, я бы сама себя не узнала.

Тайберг потирает руки.

— Ужасно выглядишь, ребенок, прямо то что надо! До заката еще часа два, если не задержишься, успеешь на вечерний рейс.

— Я бы на месте Аншлера все равно проследила за любой женщиной, которая выйдет из этого дома, — вздыхаю. — Жаль, что магазин уже закрыт, не получится сделать вид, что я одна из покупательниц.

Тайберг ухмыляется.

— Знаешь в чем проблема большинства людей? Они идиоты. Вот этим мы и воспользуемся,

— он поворачивается к Катрин. — Дорогая, не хочешь прогуляться... скажем, до вокзала?

Словно споря с его словами тучи, обложившие небо во второй половине дня, отзываются рокотом. На Арс надвигается гроза.

Глава 39. Соперники

Сказать “я подумаю” иной раз проще, чем сделать.

Мыслей не было. Рой слепо шел по улице, пошатываясь как пьяный. В голове пульсировала боль, образы Сесилии и Даяны вспыхивали сознаний, накладывались, перетекали друг в друга.

Даяна — диббук. Такая же, как виксенский душитель.

Нет, не такая.

Он перебирал в памяти воспоминания этих месяцев — как много их, оказывается, накопилось. Вот Даяна смеется, вот прыгает по лаборатории с восторженными возгласами. Вот она — растерянная и униженная — убегает из лавки, и Рой гонится за ней, чтобы утешить. Смех и слезы, улыбки и негодование: десятки и сотни эмоций на одухотворенном, ярком лице — Рой не уставал любоваться на него снова и снова. Даяна была живой, и рядом с ней Рой тоже чувствовал себя живым... впервые после Виксена.

Разве возможно подобное для диббука?