Попались и Пропали (СИ)

— Мамушка, скажи: ты сильно ненавидишь яранов?

— С чего бы? — слегка удивилась та. — Они меня ничем не обделили. Зла не делали. А сплетни о них мне слушать зазорно. Я сужу людей по делам.

— То есть, признайся я, что мой полюбовник… — осторожно начала Руана.

— Радо-Ярка что ли? — насмешливо перебила её Урпаха.

— Откуда знаешь? — стало очень интересно придире, поневоле ставшей чересчур дотошной.

— А то я не видела, как ты на него пялилась. Там, на площади. Когда они своими палками махали. Опять же, он тебя отсюда и уволок. Что ж я, безмозглая?

— Ты не сердишься?

— На что? — иронично осведомилась злоязычная старуха. — На то, что ты уродилась такой умнущей, что чистая идиотка? Так не твоя же в том вина.

— Мамушка, прекрати! — боднула её Руана лбом в плечо. — Я же серьёзно.

— А если серьёзно, — задумчиво продолжила та, — я такого мужика от тебя и ожидала. Сильного не только кулаками, но и башкой. Он хоть добрый?

— А яраны могут быть добрыми? — насмешливо поддела её Руана.

— Ну, мне до иного народа дела нету, — строго указала кормилица. — Добрый ли он к тебе? Меня лишь это заботит.

— Ко мне он был добр, — вздохнула мятущаяся душа, положив ей голову на плечо. — Даже когда хотел казаться мерзавцем. Очень бдительно следил, чтобы я не покалечилась. И другим обижать не позволял. Знаешь, кажется, я ему нравлюсь.

— Конечно, нравишься, — уверенно заявила мудрая старуха. — У него ж на роже написано, — и тут она буквально сразила Руану: — Вот и муж для тебя подходящий. Этот уж точно не даст тебе куролесить. Будет держать о как! — поднесли к её носу добротный крестьянский кулак. — Ты, часом, не к нему ли ночью собралась?

— Во сне сболтнула? — напряглась Руана.

— Во сне ты спишь, — успокоила её кормилица. — Догадалась я. Не приспей тебе нужда крутить задом перед императором, ты бы со своим полюбовником открыто виделась. Тебе ж все людские укоры, что волчий вой за Срединными горами. А хоть бы и под собственными стенами — всё едино. Кстати, детка, — в подозрении отстранилась старуха, искоса заглянув ей в глаза, — ты что же, решила провернуть свою затею?

— Влюбить в себя императора? Честное слово: оно само так вышло. Меня ж здесь двадцать дней не было. Мамушка, не поверишь: он сам в меня влюбился. Верней, в саму затею сделать меня своей очередной шлюхой. А завтра праздник.

— Обязательно в постель потащит, — согласилась помрачневшая старуха, кивнула каким-то своим мыслям и зловеще ухмыльнулась: — Только не дотащит он тебя. Помрёшь по дороге. А покойнице даже этот похабень побрезгует юбку задирать.

— Блестящая идея, — поблагодарила Руана, поцеловав свою гениальную наставницу. — А как я умру?

— Как-как, — проворчала та, вновь отстраняясь. — Сглотнёшь зелья, и повалишься замертво. Только момент не упусти. Слышь ты, задрыга?! Слишком близко его до себя не допускай. А то догадается. Наш император вовсе не дурак. Больше придуривается. А с той хитрости всех под себя подминает.

Хорошее настроение Руаны кануло, как не бывало. Вспомнилась попойка в библиотеке.

— Что ещё? — насторожилась кормилица.

На этот раз решиться не могла долго. Прикидывала: стоит ли тревожить старушку с железным характером, но, увы, с изношенным организмом.

— Говори. Я не помру, — догадалась та о метаниях девчонки.

— Мамушка, скажи… только честно! Отец меня действительно любит?

— Ну, ты и спросила! — шумно выдохнула кормилица. — Это ж… так сразу и не ответишь.

— Ты сомневаешься, — тотчас придралась к её словам Руана.

И так ей стало тошнёхонько — хоть ложись и вправду помирай.

— У мужиков к любви свои счёты, — строго указала ей опытная старуха, что распускать нюни вовсе не из-за чего. — Ты что же, думаешь, будто твой Радо-Ярка любит тебя? Такую, как ты есть? Какую лишь я да знаю? Он, дурочка, образ твой любит. Какой ты всем показываешь. Отважная да умная. За словом, как ты сама же говоришь, в карман не полезешь. Ты рядом со всеми этими размалёванными придворными клушами чисто невидаль. И сразу понятно, что не предашь. А это мужикам нужней всего.

— Знаешь, мамушка, — чуток отлегло у Руаны, — в настоящую, непритворную меня я бы и сама не влюбилась.

— Такую лишь мать любить и может, — горестно вздохнула кормилица, теребя передник и остановив взгляд на какой-то невидимой точке.

— И ты, — потёрлась Руана щекой о её затылок.

— И я.

— А отец?

— Отец и есть отец, — сухо отрезала Урпаха, поднимаясь с кровати. — У него на уме свои затеи. И где твоё место в тех затеях, ведомо лишь ему. Всё! Хватит болтать. Ложись и досыпай. А я тут рядышком покараулю, — опустилась она в кресло, где поджидало рукоделье.

И Руана действительно почти моментально заснула. Хотя алкоголь давно выветрился. А подумать хотелось о многом.