Попасть не напасть (СИ)

Александр препирался вполне охотно, Машу ему пришлось временно выпустить из рук. Девушку переодевали.

Да-да, уже четвертый раз за эти сутки. И похоже, это был не конец.

Что с ней происходило – неясно, но поить ее приходилось чуть не каждые полчаса. Девушка начинала метаться, стонать, облизывать губы, кожа у нее пересыхала, температура поднималась, но стоило только поднести к ее губам больничный поильник с носиком, как Маша успокаивалась.

Она выпивала залпом чуть не четверть ведра[13] – и успокаивалась.

А потом начиналось нечто несусветное.

Обычно как выводится вода?

Да, она проходит сверху – вниз, это естественный процесс. И выпить четверть ведра, кстати – сложно.

Не в этом случае.

Маша начинала потеть.

По ее коже катились крупные капли пота, причем не бесцветного, а какого-то неправильного, рыжеватого, пачкали ночнушку, оставляли следы на простыне…

За час – полтора промокал даже матрас.

Доктора терялись в догадках.

Что происходит, как это можно объяснить… нет, непонятно.

Магия?

Но никто не знал такой магии! И даже если предположить, что из тела Маши выводится железо… Александр, честно говоря, так и думал, с тех пор, как увидел рыжеватые, похожие на ржавчину, следы на простыне, то что делать с поражениями внутренних органов?

Она-то останутся…

Допустим, не будет осколка.

Но куда ты денешь дырку от осколка?

И каков вообще должен быть состав крови, чтобы выводить железо? Растворять его, убирать…

Не так давно, около часа назад, доктора таки нацедили на исследование кровушки и понесли в лабораторию.

Вот и стоит один из них в дверях, Натан Самуилович, мнется, смотрит большими глазами (действительно большими, карими такими, с поволокой) и не знает, что сказать.

– Что у вас, коллега?

– Непонятное что-то, Мирон Яковлевич.

– Что именно, Натан Самуилович?

– Да по анализам, у нашей больной в венах крови нет.

Ошалели все, в том числе и Александр.

– К-как?

– Простите, оговорился. Крови там ничтожно мало. В основном – соединения железа.

– Соединения? Железа?

– Да. Причем в жидком, что странно, состоянии. Какие-то сложные, непонятные…

Теперь недоумевали оба доктора и Александр за компанию. Кстати он как раз – меньше всех.

– Соединения железа в жидком виде? Это они выходят?

– С научной точки зрения сие невозможно, – вздохнул Мирон Яковлевич. – Но – да. Похоже на то…

– Больная должна быть уже мертва, – отреза Натан Самуилович. – Это вообще чертовщина какая-то!

– Это – не чертовщина – Александр сориентировался первым, показывая на распятие, которое висело над кроватью. Увесистое такое, сделанное из освященного серебра, украшенное драгоценными камнями, сапфирами и рубинами.

Действительно, колье сияло незамутненным серебром, камни не светились, оставались тусклыми… как драгоценные камни, конечно, но – обычными. Глубокими, темными.

Если бы происходило нечто… богопротивное…

Александр не знал, как именно заговаривали эти распятия. Не знал, что с ними делают святоши. Но если бы Маша была проклята. Или поучаствовала в "черных" ритуалах – распятие начало бы светиться.

И погасить его было невозможно.

Обмануть, подделать реакцию, убрать ее…

В таком случае срочно вызывали специалистов из храма, а дальше уж по обстоятельствам. А сейчас как?

Нет, не понять…

– Никакой магии не отмечено?

Оба доктора плотоядно уставились на Благовещенского. Тот поднял руки вверх, показывая, что сдастся сам.

– Готов пройти любые испытания и анализы, но я ничего не делал. Слово чести.

Взгляды притухли. Не до конца, вдруг да сделал что-то? Просто не осознал, что именно сделал? Бывает же такое?

Бывает.

Но это можно будет еще потом выяснить.

Доктора переглянулись и направились к приборам.

Увы…

После долгих мучений те… ничего не показали.

Не было магического воздействия. Не было, вообще не было, Марию Храмову просто поддерживали магией, но это-то стандартно!

А посторонних воздействий не было.

В чем-то верно, Нил действовал не магией.

Кровь Полоза взывала к крови, это не магия, это немного другое. Вот и не зафиксировали приборы. Так ухо не может услышать ультразвук. Почувствовать может, где-то на грани, а вот услышать, что в ультразвуковом диапазоне сказано – нет.

Вот, если бы в палате велась фотосъемка или видеосъемка – дело другое. Но до них мир еще не дозрел. Так что остались и Ваня, и Нил вне зрения докторов.

Ваню даже и не рассматривали.

Пришел брат.

Он мещанин, никакой магии в нем нет, это каждый видеть может.

Принес малыша. Малыш, правда, маг… Кажется. Это еще проверять надо. Но ведь три года! Что он там может понять? Это даже не смешно!

Чушь какая-то.

И все это предстояло доложить Романову.

* * *

Игорь Никодимович появился быстро.

Прошел в палату, посмотрел на Машу, которую недавно переодели, на кучу простыней, которые еще не убрали… и вид у простыней был грустный. Испятнанный ржавым, рыжим, желтым…

– Что она еще натворила?

– Что значит – еще натворила? – ощетинился Благовещенский. – Игорь Никодимович, позвольте…

Романов только рукой махнул.

– Успокойтесь. Я ее ни в чем не обвиняю, но что Мария могла сделать по недомыслию…

– Ничего не могла, – отчеканил Александр. – Потому что не делала. Ей было некогда.