— И сегодня… говорил? — Любава медленно подошла к нему, заглянула в глаза сквозь свесившиеся волосы.
Он вскинул голову и посмотрел ей в глаза.
— Да.
— Поэтому она и здесь… — произнесла Любава, говоря скорее не Бьёрну, а самой себе. Её передернуло: холодом прошлось по спине ясное ощущение чьего-то пристального взгляда, так что Любава даже невольно оглянулась. Но позади нее не было никого… — Зачем же она на меня смотрела… Знаешь, так, как будто высматривала, искала что-то во мне… Наверное, потому что чужая я здесь, да?
— Если помнишь, ты моя жена, Любава, — хмыкнул Бьёрн. В последний раз оглянулся на кресло и пошел к лестнице. — Вот и смотрит, какова ты на самом деле…
Любава пошла вслед за ним. Оправившись от страха, она даже смогла улыбнуться.
— Смотрины вторые, — тихо сказала она. — Да не страшны они мне, не со злом я здесь, сердце чисто у меня… А ты спать?
— Ну ты же меня вроде именно туда гнала, — хмыкнул Бьёрн. — Что мне остается делать?
— Ну я же тебе не указ, — улыбнулась девушка, запахнув плащ поплотнее, и пошла вслед за ним. Обогнала, поднялась на несколько ступеней вверх. — Спокойной ночи тогда.
— Спокойной, — эхом отозвался Бьёрн.
И только когда Любава скрылась из глаз, он разжал руку, выпуская руну, и поднял ее на ладони к лицу. Руна… Амулет, сберегающий его род много веков… Почему же не сберег этот амулет его мать?.. Бьерн зажмурился, давя душевную боль, тряхнул головой и быстро поднялся наверх.
…Девушке снился сон… Она стояла в гостиной, на том самом месте, где сидел недавно Бьёрн, а перед ней… Кресло в этот раз не пустовало. В нем сидела та самая женщина, лицо которой она видела. Её волнистые, цвета воронова крыла волосы едва не доставали пола, внимательные голубые глаза испытывающее смотрели на Любаву. Рядом с женщиной стоял мужчина, облокотившись рукой о спинку кресла. Он был очень похож на Бьёрна лицом, с точно такими же чёрными глазами, только вот его волосы были каштановыми и коротко постриженными.
— Береги его… — донесся до слуха девушки шепот, и видение растаяло в первых лучах рассвета…
…Любава подскочила на кровати. Её трясло, как в лихорадке, она глубоко и прерывисто дышала, словно вынырнув из-под воды. Медленно сползла на пол, подошла к окну, прислонилась лбом к холодному стеклу. Что это было? Сон? Видение? Или что-то большее?..
Ей на лицо упал первый, розовато-золотистый солнечный луч. Девушка подняла глаза и, глядя на поднимающееся солнце, прошептала — с той же решимостью, с какой произносят клятву:
— Сберегу…
… - Таааак… Приехали… — Бьёрн свернул свиток и посмотрел на Дунгрома. — На границе снова смута начинается. Не защищаем мы их, видите ли! Придется ехать, разбираться. Думаю, десятков двух людей будет достаточно, а ты в замке останешься, за Гилрэдом присмотришь, да заодно Любаве поможешь. У меня почему-то такое ощущение, что эта парочка от меня так просто не отстанет…
— Кто от тебя не отстанет? — появившаяся на пороге комнаты Любава весело улыбнулась. — С добрым утром! Ты собираешься куда-то? Куда? Надолго?
— О разогналась-то, а! — покачал головой Бьёрн. — С добрым, собираюсь, не далеко, не думаю. Устроит?
— Нет, а меня возьмешь? — тряхнула волосами и лукаво глянула на него Любава.
— О! Я же говорил! — Бьёрн погрозил девушке свитком. — Дома сидеть будешь, и без возражений!
— Знаю, знаю: слово мужа, а тем более короля — закон, — закатила глаза девушка. Всплеснула руками. — Бьёрн, ну я же так всю жизнь взаперти просижу! Я же помру со скуки! А ты знаешь, что случается, когда мне становится скучно! — девушка лукаво подмигнула и рассмеялась.
— Я сказал, нет, что не ясно?! — нахмурился Бьёрн. — Вот когда поеду просто так, на проверку какую-нибудь или на праздник, тогда тебя возьму. А сейчас сиди дома спокойно!
— Куда ты едешь-то, так и не сказал ведь, — Любава заметно сникла и расстроилась. — И зачем. И когда.
— Еду на границу. На другую в этот раз, не допустить начинающийся бунт. Когда? — Бьёрн задумался. — У меня здесь дела ещё… завтра с утра. Все? Я могу быть свободным?
— Конечно, ваше величество, — Любава подчеркнуто торжественно поклонилась, поправила сползший от этого венец, улыбнулась и вышла из комнаты.
Едва скрывшись от глаз, она прислонилась к стене и горестно вздохнула. Снова разлука, снова тоска… Неужели так всегда будет?..
…Бьёрн швырнул свиток на стол (благо в рабочем кабинете порядок поддерживался и он не канул в неизвестность, скатившись на пол вместе с целой грудой такого же барахла) и задумчиво посмотрел в окно. Ещё предстоял тяжелый разговор с Гилрэдом, который, только услышав последние вести, заявит, что рана полностью зажила и он готов ехать, да ещё и Смолка, получившая стрелу в плечо и сейчас хромающая на правую ногу, будет обиженно фыркать и отворачиваться от предложенного угощения…
— Леший знает что! — пожаловался он Дунгрому. — Они обижаются, а мне что, из дружины лазарет делать надо?! Да ещё и Любава на рожон лезет!..
…Был уже вечер, когда Бьёрн в замешательстве остановился в гостиной. У кресла его матери сломалась ножка. Его предупреждали?.. Но о чем?..