Поплачь о нем, пока он живой (СИ)

Феи засмеялись своими звонкими голосками-колокольчиками и подлетели к Бьёрну, который по-прежнему беспробудно спал. Взявшись за руки, они соединились в круг и, тихонько что-то напевая на каком-то своем языке, закружились в танце. Любава заворожено следила за ними. Свет от них соединился в один общий поток, стал каким-то невероятным световым столбом, тонущим в вышине неба и растворяющимся в груди Бьёрна. Через несколько секунд Любава перевела взгляд на мужа и ахнула: от ран не осталось и следа, повязки были абсолютно чистыми, а сам Бьёрн выглядел гораздо здоровее и сильнее. Наконец феи разъединились и разлетелись в разные стороны; свет тут же исчез, а Бьёрн как-то особенно глубоко вздохнул.

— Спасибо вам, — прошептала Любава.

— Идем с нами, сестра, — прозвенели феи, но вдруг где-то в глубине леса прозвучал рожок, и феи, все как одна, умчались с полянки. Напоследок Любава услышала: — Нас зовут, сестра… В следующий раз… До свидания…

— До свидания, — улыбнулась Любава. Глянула на свои волосы. "Ну вот, опять я ночной светлячок", — тихонько рассмеялась девушка и, поудобнее устроившись, снова легла на плечо Бьёрна, прижавшись к нему, чтобы не замерзнуть. Мимолетом промелькнула мысль, что, видимо, ночью ей стало холодно и она переползла к нему за теплом…

Бьёрн неожиданно пошевелился, открыл глаза и огляделся. Ничего не понимая, повел плечами, дотронулся до места, где была рана, и, по-прежнему ничего не понимая, уставился на Любаву.

— Что за леший?.. Это ведь сон, да?

— Неа, — улыбнулась девушка. — Просто чудо.

Бьёрн помотал головой.

— Ничего не понимаю… Может, объяснишь все-таки, а?

Любава села, тряхнула светящимися волосами.

— Помнишь, когда мы заблудились, в самую первую ночь, мы встретили фей? — спросила она хитро. — Вот сегодня произошло то же самое. Похоже, они приняли меня за одну из них, хотели куда-то с собой увести, а я сказала, что ты ранен. Вот они тебя и вылечили, уж не знаю, как… А потом их кто-то позвал, и они улетели. Так что теперь я здесь одна-единственная фея!

Бьёрн насмешливо хмыкнул.

— Ещё мне не хватало жены-феи! Улетишь ещё куда-нибудь!

Любава обернулась, склонила голову на бок.

— А ты боишься, что я могу улететь?

— Найдешь кого получше меня и улетишь!.. — Бьёрн хотел перевести слова в шутку, но голос предательски дрогнул: а вдруг правда…

Любава секунду посидела, потом придвинулась, положила руки ему на плечи и прижалась к его губам. Бьёрн попытался отстраниться, но Любава сжала его голову ладонями.

— Не найду, — наконец произнесла она, отстранившись и заглянув ему в глаза. — Не найду, и искать не буду. Ты один для меня есть, Бьёрн. Один…

Он опустил голову, не в силах посмотреть девушке в глаза. Любовь и ненависть — два близких по силе чувства, но тот, кого всю жизнь учили любить, не может легко принять ненависть. Точно так же, как тот, кто всю жизнь учился ненавидеть. Бьёрну, наверное, было бы легче понять, если бы Любава отвергала его, ненавидела… Видя то, что его чувство не пропадает в пустоту, он терялся. Он не знал, как вести себя с ней, что говорить. Особенно после её последних слов. Собственные слова застревали в горле, казалось, от волнения у него даже затряслись руки…

Любава вздохнула, села на пятки и отвернулась. Ей было не легче, чем Бьёрну. Она не знала, как муж относится к ней, не знала, любит ли он её… и теперь боялась договорить до конца, боялась произнести то, что вертится на языке… Она снова вздохнула и обхватила плечи, словно ей вдруг стало холодно.

— А ты можешь искать, если хочешь, — вдруг резко сказала Любава. — На свете девушек много…

Бьёрн вдруг вскинул голову и, сам, похоже, не понимая, что говорит, выпалил:

— Я не буду никого искать. Раз ты рядом, кто мне ещё нужен? Я тебя люблю, зачем мне кто-то ещё?

Потом вдруг понял, что сказал, и испуганно отшатнулся. Что-то сейчас будет…

Девушка вздрогнула, медленно повернулась. Глаза стали огромными, губы вдруг задрожали.

— Ты… правда… любишь?.. — сипло прошептала она. Глаза требовали ответа…

Бьёрн не выдержал её взгляда, молча опустил голову. Повторить свои слова он, наверное, уже не сможет…

Любава отвела глаза, прерывисто вздохнула.

— Значит, оговорился… — словно про себя сказала она. Отвернулась, сложила руки на коленях и всхлипнула. Так неожиданно вспыхнувшая и разбившаяся надежда саданула по сердцу сильной, нестерпимой болью…

"Слез моих не увидит… Никогда…" Когда она так думала? Давно… А теперь… Мысли путались, Любава и сама не знала, отчего плачет — от этой ли не сбывшейся надежды, от пережитого ли совсем недавно страха или отчего-то ещё, только слезы текли, сами по себе, безостановочно…

Бьёрн вздрогнул, несколько минут смотрел на девушку, не решаясь ничего сделать. Но потом вдруг обнял её, прижал к себе и прошептал:

— Нет. Не оговорился…

Любава прижалась к нему, все ещё судорожно всхлипывая, все ещё плача, но на губах уже дрожала счастливая улыбка, и с языка слетело:

— Я люблю тебя… Люблю… Люблю…