Поправка-22

— Мне нужно узнать, не загнулся ли уже Вождь Белый Овсюг! — торопливо заклекотал ему в ответ незнакомец. — Больше мне ничего не нужно. Я здесь живу. Моя фамилия Флум. Я числюсь в эскадрилье, а живу здесь. Можете спросить кого угодно.

Внимательно рассматривая жалкую съежившуюся фигуру несчастного лесовика, капеллан медленно обретал утраченное самообладание. Две изъеденные ржавчиной звездочки на разодранном воротнике форменной рубахи удостоверяли капитанское звание бедолаги из леса. В носу у него чернела волосатая родинка, а под носом топорщились неряшливые и зеленовато-серые, как тополевая кора, усы.

— А почему вы живете в лесу, раз числитесь в эскадрилье? — с любопытством спросил капеллан.

— Приходится, — брюзгливо ответил незнакомец, как если бы капеллану полагалось это знать. Он выпрямился, но все еще с опаской присматривался к капеллану, хотя был выше его чуть ли не на две головы. — Неужто вы про меня не слышали? Вождь Белый Овсюг поклялся вспороть мне горло от уха до уха, когда я буду крепко спать, и у меня нет возможности жить в расположении эскадрильи, пока он не умрет.

— Что за чепуха! — выслушав явно бредовый, по его мнению, рассказ незнакомца, воскликнул капеллан. — Это же было бы преднамеренное убийство. Почему вы не доложили о его угрозе майору Майору?

— Майор Майор, — печально отозвался капитан Флум, — сказал, когда я попытался ему об этом доложить, что сам вспорет мне горло, если я опять с ним заговорю. — Капитан еще опасливей глянул на капеллана. — А вы тоже собираетесь вспороть мне горло?

— Ох нет, конечно же, нет, — уверил его капеллан. — Ни в коем случае. А вы и правда живете в лесу?

Капитан кивнул, и капеллан с уважительным состраданием посмотрел на его бледное, ноздревато-пористое, изможденное постоянным недоеданием лицо. Тело капитана напоминало бесплотный костяк, облаченный в несколько неопрятно обвисших на нем, измятых и затрепанных мешков, а к мешкам прилипли сухие травинки. Он очень давно не стригся, и глаза у него были обведены широкими темно-синими кругами. Ощущая, что готов расплакаться от жалости, капеллан с глубоким уважением смотрел на замызганного капитана и сочувственно соображал, сколько же невзгод испытывает ежедневно этот несчастный изгнанник. Приглушенным от смущения голосом он спросил:

— А кто вам стирает?

— Женщина с близлежащей фермы, — деловито поджав губы, ответил ему капитан. — Я храню свои вещи в трейлере и тайно пробираюсь туда через каждые два-три дня, чтобы взять чистый носовой платок или сменить белье.

— А как вы собираетесь зимовать?

— Ну, к зиме-то я, очевидно, переселюсь в эскадрилью, — со страдальческой уверенностью сказал капитан Флум. — Вождь Белый Овсюг обещает всем и каждому умереть от воспаления легких, так что мне, видимо, надо набраться терпения и подождать, когда установится прохладная, сырая погода. — Он окинул капеллана удивленным взглядом. — Неужто вам это неизвестно? Неужто вы не слышали, как все обо мне толкуют?

— По-моему, я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь о вас упоминал.

— Трудно поверить, — сказал уязвленный капитан Флум, стараясь, однако, не показать своей обиды и выглядеть оптимистом. — Скоро сентябрь, и, значит, ждать осталось недолго. Когда вас кто-нибудь спросит, говорите, что я, мол, впрягусь в свою старую телегу общественной информации, как только Вождь Белый Овсюг загнется от воспаления легких. Стало быть, не забудьте. Говорите, что я вернусь к зиме, когда Вождь Белый Овсюг выполнит наконец свое обещание. Так не забудете?

Завороженный уверенностью капитана Флума, капеллан добросовестно напряг память, чтобы в ней навеки отложились его пророческие слова.

— Вы питаетесь ягодами и кореньями? — спросил он.

— Еще чего! — удивленно воскликнул капитан Флум. — Обычно я пробираюсь в столовую через черный ход и ем на кухне. Мило Миндербиндер снабжает меня бутербродами и молоком.

— А что вы делаете во время дождя?

— Промокаю, — откровенно признался капитан Флум.

— А где вы спите?

— Так вы, стало быть, тоже? — испуганно съежившись и отступая, возопил капитан Флум.

— Да нет же! — воскликнул капеллан. — Клянусь вам, нет!

— Да-да, вы тоже хотите вспороть мне горло! — окончательно уверился капитан Флум.