Читаем Поправка-22 полностью

— Вверх, вверх, круто вверх, выродок, вверх! — истошно заорал он Маквоту, мгновенно проникшись к нему ядовитой ненавистью, но Маквот, жизнерадостно напевая — его растреклятая песенка звенела в наушниках Йоссариана, — очевидно, не слышал. Йоссариан, сжигаемый злобой и мучительной — почти до рыданий — жаждой мщения, ужом ввинтился в тесный туннель, с трудом преодолел увеличенную крутым спуском силу тяжести, вылез из туннеля в центральном отсеке, вспрыгнул на приподнятый пол пилотской кабины и подскочил, трясясь от ярости, к Маквоту. Ему бы сейчас пистолет мертвеца — увесистый исчерна-серый пистолет сорок пятого калибра, — чтобы, заслав патрон в ствол, сладострастно прижать его к затылку Маквота. Но пистолета у него не было. Не было и охотничьего ножа или какого-нибудь другого оружия, которым он мог бы полоснуть по открытой шее, а еще лучше — пырнуть в затылок Маквота, поэтому он ухватил его за ворот комбинезона, изо всех сил встряхнул и заорал, чтобы он шел, паскудина, вверх, вверх, круто вверх! Утесы, скалы и ветви деревьев по-прежнему неслись со всех сторон им навстречу, ускользая в последний момент под кабину. Маквот оглянулся на Йоссариана и радостно засмеялся, как бы предлагая ему разделить с ним его кретинскую радость. Пальцы Йоссариана скользнули вниз, он обхватил ими шею Маквота и злобно сдавил ее. Маквот напрягся.

— Вверх! — отчетливо, угрожающе и негромко приказал ему сквозь зубы Йоссариан. — Придушу, сволочь! Вверх!

Стараясь не шевелиться, Маквот плавно потянул штурвал на себя, и машина стала медленно набирать высоту. Пальцы Йоссариана разжались, руки соскользнули с плеч Маквота и обессиленно повисли. Он уже не злился. Ему было стыдно. Когда Маквот ввел самолет в набор высоты, Йоссариану мгновенно опротивели собственные руки, и он очень захотел очутиться где-нибудь за тридевять земель, чтобы их похоронить. Они казались ему мертвыми.

Маквот испытующе посмотрел на Йоссариана, и во взгляде его не было ни малейшего дружелюбия.

— Да, парень, — холодно сказал он, — ты, видать, дошел.

Тебе пора домой.

— Так кто ж меня отпустит? — выговорил, опуская глаза, Йоссариан и попятился.

Спустившись из пилотской кабины в средний отсек, Йоссариан сел на пол и сокрушенно понурил голову. Все его тело покрывала испарина.

Маквот взял курс на аэродром. Йоссариан тоскливо думал, отправится ли, приземлившись, Маквот в оперативную палатку к Птичкарду с Краббсом, чтобы попросить никогда не назначать его в один экипаж с Йоссарианом, как сделал тайком он сам, попросив не назначать его в один экипаж с Доббзом, Хьюплом и Орром, а потом — правда, уже безуспешно — и с Аафреем. Он ни разу раньше не видел, чтоб Маквот был чем-нибудь раздражен, тот всегда пребывал в прекраснейшем расположении духа, и он тоскливо думал, что потерял, наверно, еще одного друга.

Однако, приземлившись и вылезая из самолета, Маквот ободряюще ему подмигнул, а потом, когда они ехали в джипе к расположению своей эскадрильи, весело подшучивал над доверчивыми новичками, пилотом и бомбардиром, хотя все же ни разу не обратился прямо к Йоссариану, пока, после сдачи парашютов, они не остались вдвоем. И вот тут-то, шагая рядом с Йоссарианом к их палаткам, Маквот вдруг весело расхохотался, его загорелое, угловато-веснушчатое лицо покрылось лучиками смешливых морщинок, и он шутливо ткнул Йоссариана кулаком в ребра.

— Ну так что, злыдень, — посмеиваясь, сказал он, — ты и правда собирался меня придушить?

— Да нет, — покаянно улыбнувшись, отозвался Йоссариан. — Конечно, нет!

— Я не знал, что тебе так худо… И мне, признаться, даже непонятно — почему ж ты об этом никому не говорил?

— Миллион раз всем говорил. Что с тобой? Неужто ты никогда не слышал?

— Так я думал, ты не всерьез.

— А тебе самому разве не страшно?

— Да в том-то и дело, что вроде бы нет.

— Даже на боевом курсе?

— У меня, наверно, не хватает мозгов, чтобы бояться, — смущенно признался Маквот.

— Мне со всех сторон угрожает смерть, — сказал Йоссариан, — а тут еще и ты выискиваешь, как бы меня угробить.

— Стало быть, я должен здорово тебя пугать, когда «брею» твою палатку, а? — еще раз усмехнувшись, предположил Маквот.

— Ты пугаешь меня до полусмерти. Я же тысячу раз тебе говорил.

— Да мне, понимаешь ли, казалось, что ты жалуешься только на рев двигателей, — смиренно пожав плечами, сказал Маквот. — Двум смертям не бывать, на одну наплевать, — пропел он. — И все же надо это, видимо, прекратить.

Однако Маквот был неисправим и, оставив в покое палатку Йоссариана, по-прежнему летал при каждом удобном случае почти впритирку к морю и песку над берегом с купальщиками из их эскадрильи, проносясь, будто пугающе низкая молния, за которой катился оглушительно рокочущий гром, над плотом и уединенной низинкой между дюн, где Йоссариан укромно полеживал с мисс Даккит или играл в карты с Нетли, Дэнбаром и Обжорой Джо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза