Читаем Популярная музыка из Виттулы полностью

Не ответив, мать рухнула на диван, стала задыхаться и хрипло кашлять в приступе астмы. Дети на полу перестали возиться, Исак застыл в кресле-качалке. Мать судорожно извивалась, ей не хватало воздуха. Ниила побежал было вызывать скорую, но Юхан остановил его. Молча вытащил из холодильника молочный пакет. Подошел к матери и вылил на нее молоко. Молоко хлынуло на лицо, побежало по груди, по юбке, по сморщенным колготкам. Жирное, густое. И ледяное.

Мать задрыгалась словно зыбунок и (откуда только сила взялась?) вскочила на ноги. И впервые в жизни отвесила Юхану звенящую, оглушительную оплеуху.

– Ищи работу, - сказал он в третий раз.

Мать чувствовала, как гнев пульсирует у нее в ладони, она все еще ощущала траекторию того удара - снизу вверх от руки и плеча до мышц спины. Она в изумлении повела телом, стала осматривать себя, все больше краснея от стыда. Боли как не бывало.

ГЛАВА 17

.

О майских кострах, о потешной войне и о вознаграждении, назначенном за головы двух лесных стрелков

.

С возрастом я стал лучше разбираться в устройстве Паялы. Я понял, что городок делится на несколько районов, каждый из которых имеет какое-нибудь неофициальное название, к примеру, Наурисахо, Страндвеген (Приречье) или Центр. Новый микрорайон метко окрестили Техасом, застройку вокруг старого коллектора за характерную вонь прозвали Паскаянккой, то бишь Говнокачкой, а сам я, как уже сказано, жил в Виттулаянкке, то есть в Сучьем болоте.

В каждом районе собирались дворовые бригады с главарями. Между собой бригады могли быть в самых разных отношениях: могли дружить, соперничать, бряцать оружием, а то и открыто воевать, когда как. Зыбкое равновесие, так сказать. Иногда два района шли против третьего. Иногда шли все против всех.

Наш район был чуть не первым по числу детворы, и меня все время тянули в бригаду. Делать нечего, я шел. Например, защищать честь двора в престижнейших хоккейных матчах. Играли мы зимними вечерами где-нибудь посреди дороги. Выбирали место поближе к фонарю. Снежные комья вместо штанг, сугробы вместо бортов, клюшки на левую или правую сторону, купленные в скобяной лавке или взятые под честное слово у старшего брата, теннисный мяч или ободранная шайба, ни щитков, ни судей, только десяток-полтора пацанят с неуемной волей к победе.

До счета 2-2 играли еще туда-сюда. Жесткий прессинг, молниеносные проходы, робкие попытки играть в пас, но чаще - шлеп и ищи-свищи эту шайбу в сугробе до посинения. Кто-то величал себя "Уффе" Стернером, кто-то - "Стиссе", "Монашком" или какой другой шведской хоккейной звездой. А третий вообще был Филом Эспозито - тем самым, что продырявил щит на канадском телевидении.

Но вот вздулась первая губа. Это центрфорвард противников ткнул кого-то в зубы концом своей длиннющей клюшки. Молочные зубы на месте, но изо рта течет юшка. После ожесточенных дебатов - удаление.

И тут же грязный силовой прием против игрока, не владеющего шайбой. Тот ныряет в сугроб. Месть следует незамедлительно. Споры с пеной у рта. Гол не засчитан - кто-то сдвинул штангу. Возмущенные протесты. Встречные обвинения. Бросок - шайба бьет кому-то в пах. Несчастный рыдает. Буллит, еще бросок. Еще чуть-чуть и шайба залепила бы в пятак. Удар локтем. Опять в сугроб. Подножка. Удар по лицу.

И вот, пока десять чудил тузят друг дружку в сугробе и разевают набитые снегом рты, одинокий игрок у дальних ворот загоняет одну шайбу за другой, доводит счет до 100-3, а потом бредет восвояси один по искрящейся снежной дорожке.

.

Другой забавой была подготовка традиционных майских костров. Бригады начинали готовить костры еще с Нового года, когда из домов выбрасывали отслужившие елки. Окрестности вдруг наводнялись мелюзгой, которая тянула салазки с охапками еловых лап. Основная борьба шла между Говнокачкой и Приречьем: оба района прилегали к реке, а там можно было жечь костер хоть до небес. В этом собственно и была вся соль. Собрать самый большой костер.

Поверх елок набрасывали все, что можно, только бы горело. Картонки, трухлявые бревна, покрышки, пластмассовые ведра, стулья, молочные пакеты, обломки лыж, куски фанеры, ботинки, и чего там, в ход шли даже учебники. Время от времени в стан соседей засылались лазутчики - они сравнивали и докладывали обстановку.

Бывало, приворовывали друг у друга.

И здесь не обходилось без вражды, правда, не так часто, как во время хоккейных матчей. Скорее прибегали к скрытым угрозам, брали упрямством и хитростью.

Например, увеличивали высоту костра, ставя ящики на попа. При этом доходили до крайности - зловещие конструкции качались на ветру точно небоскребы, грозя обрушиться и погрести под огнем десяток-другой зрителей. Увы, непонятливые взрослые обычно опрокидывали кучу раньше, чем мы успевали поджечь ее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное