– Это тебе урок на будущее. Не надо рыться в их вещах. Меньше знаешь – крепче спишь. Все они одинаковые, а мы чем слепее, тем счастливее.
Она не сумела простить, как он ни умолял. Вышвыривала его цветы, игнорировала SMS.
– Мы не встречались тогда, – твердил он.
– Зимой? Мы не встречались зимой?
– Вспомни, мы поссорились! Ты не отвечала на звонки.
– То есть после каждой мелкой ссоры ты бегал по бабам?
– Я напился… я был зол…
Ценитель домашнего порно клялся, крестился и уменьшался на глазах до маленькой, но мучительной занозы.
А спустя семь месяцев нашел ее в Горшине. Чтобы расковырять шов.
«Не получится».
Она смела лепестки в мусорное ведро. Зашла в ванную, поправила прическу, почистила зубы, припудрилась. Надела под халатик бюстгальтер, сняла шерстяные носки. Перед зеркалом посчитала до двадцати.
Тот, чье имя нельзя называть, смирно ждал за столом.
– У тебя уютно.
– Как ты нашел меня? – повторила она вопрос.
– Соседи подсказали. Общежитие в Горшине одно.
– И гостиниц нет, – она достала телефон, – последний автобус отправляется через час.
– Успею выпить чай.
Она старалась думать о видео с крашеной девкой, а не о совместных, насыщенных радостью вечерах. Загремела посудой, включила конфорку. Он перебирал батончики на столе.
– Зачем приехал?
– Я давно собирался. Но навалились хлопоты. А здесь подвернулась бизнес-поездка в Москву. Мне очень надо было тебя увидеть.
– Увидел. Пей чай и иди. Пурга. – Она посмотрела на передвигающиеся за окнами снежные тучи.
– Ты еще красивее, чем я запомнил, – в голосе звучала тоска.
Тоскуй! Осознавай ежечасно, чего лишился.
– Ну и как у тебя дела? – спросила она безразлично.
– Уф… как сажа. Из бара не вылезаю. Уволил официантку… маму прооперировали.
– Колено? Как она?
– Получше. Часто спрашивает про тебя. И папа передавал привет.
Засвистел чайник. Наливая кипяток, Марина ошпарилась, но стиснула губы, не подала виду.
– Без тебя не ладится ничего, – сказал он. Чиркнул мизинцем по ее кисти, принимая чашку.
Марина притворилась, что не услышала.
– Как Владимир?
– Тысячу лет простоял, еще тысячу осилит. Расскажи, как ты. Как работается?
– С переменным успехом, но дети у меня отличные.
– Ты классный руководитель?
– Да, седьмой класс.
– Как оно – жить в городке, принадлежавшем твоим предкам?
Она что-то отвечала, невольно оттаивая. Раньше она делилась с ним всем. Она бы и в свои переживания по поводу стопфольдского дневника его посвятила… раньше. Не смутилась бы, спросила: «А вдруг это правда?» Ни у кого бы не спросила, а у него – да.
Стрелки отмеряли минуты. Он говорил о работе, друзьях, когда-то общих. Он был красивым, еще вчера – родным. Рвал, бередил, жег. Не так сильно, как летом, но жег ей сердце, поправляя челку, вставляя коронные словечки, оплетая вкрадчивым баритоном, интонациями.
Предатель…
Чай остыл под обсуждение кинематографа. Сколько сериалов и фильмов вышло с момента их расставания! Ей нравилось наслаждаться фильмами, лежа на его плече, поклевывая попкорн.
Какого черта? Болтаем, как старинные друзья… зареклась же!
Марина нервно похлопала по столешнице.
– Макс… – вот и прокололась. Нарушила закон, обратилась по имени. – Тебе пора.
Он потупился в чашку.
– Я не хочу уходить. Не прогоняй меня.
– Это глупо. И невозможно.
– Мне было слишком холодно вдали от тебя. Я сейчас словно у камина греюсь.
– По-твоему, я должна кинуться тебе на шею? За шоколадки и цветы?
– Не должна…
– Забыть, какую боль ты мне причинил?
– Не забывай, не прощай. – Он посмотрел так, что в солнечном сплетении запекло. Побитый щенок на ледяном ветру. – Просто разреши посидеть с тобой.
– Ты не уедешь.
– Я в подъезде переночую.
– Бред!
Она встала. Он скрипнул стулом, тень упала на кафель. Марина зажмурилась. Тот, чье имя нельзя называть… да брось, поздно метаться!.. Макс осторожно дотронулся до ее плеча.
Разве не об этом она просила? О собеседнике, о человеке, с которым отвлечется от школы и от вымышленных родовых проклятий.
– Перестань, – сказала она тихо.
– Марина…
– Уезжай.
– Мариночка…
Он повернул ее к себе. Заглянул в глаза. Она отвела взор и сосредоточилась на его скачущем кадыке. На хитром окутывающем запахе. А как пахла его кожа…
– Господи, до чего же мне не хватает тебя, девочка.
Марина задумчиво коснулась его свитера. Отстучала ноготком ритм, прикинула.
– Будешь вино?
– Дедушка делал? Спрашиваешь!
– Постелю тебе на полу. Но без всякого. Первым рейсом уезжай.
– Спасибо. – Он поцеловал ее запястье.
В гостиной прямо на полу пили вино – Марина опасно и стремительно хмелела. Смеялась, стащив маску, пародировала Каракуц и Тухватуллина. Алкоголь согревал, но больше согревала его улыбка и пальцы, ненавязчиво рисующие круги на ее предплечье.
«Не ты мне нужен, – проанализировала Марина, – а мимолетная память о тебе другом. Чтобы снова нырнуть в трудовые будни. Чтобы проверить, взрослая ли я».
Она не противилась, когда он склонился к ней, убрав за ушко волосы, выпустила язык навстречу его языку.
«Пожалею завтра».
Он повторял ее имя. Умело раздевал. Они соприкоснулись лбами, тяжело дыша. Тело вспоминало ласковые руки, льнуло в ладони.