Порченый подарок

И снова мой муж отстранился, оставляя мою грудь напряженной, дико чувствительной, в голове — полнейший хаос и отчетливое понимание, что мне необходимо еще что-то… и его должно быть много, столько, чтобы наполнило и переполнило меня. И я сказала об этом Бора… ну или собиралась, но он опередил меня, подхватив под коленями и рыкнув: «Наконец-то», практически упал лицом между моих ног.

Мои глаза едва не выкатились от шока и всепоглощающего стыда от понимания, в каком положении оказалась: раскрытая перед мужчиной, как никогда в жизни, с ногами, закинутыми на его мощные плечи, с его дыханием, взглядом, ртом и пальцами в таком месте… где их присутствия я и в самом извращенном сне не увидела бы.

Нечленораздельно замычав, засучила пятками по его лопаткам, потому что Бора держал нежно, но крепко, не позволяя ускользнуть и на самую малость, и как-то одержимо терся щеками, носом, подбородком об меня… там, сопровождая это умопомрачительным рокотом, напоминающим раскатистое мурлыканье.

Но продолжалось это недостаточно долго для того, чтобы мое возбуждение рассеялось совсем под сильным ветром нарастающего смущения. Я едва ли успела почувствовать дискомфорт от происходящего откровенного бесстыдства, как Бора просто убил и меня, и мои понятия о пристойном и дозволенном, лизнув в то самое, дико чувствительное место. И не дав вздохнуть, сделал это снова и снова, а потом просто начал вытворять там то же самое, что только что с моим ртом. Не знаю, сколько не то что слова вымолвить, но и дышать-то не могла, но после — сразу сорвалась в стоны и продирающие горло крики. То самое, проносящееся от макушки до пяток удовольствие, что Бора дал мне испытать впервые вчера, сегодня наступило моментально. Но это не остановило моего супруга.

— Ты хотела знать… как это… снова… — проворчал он и заставил меня опять в потрясении уставиться в потолок, добавив к невообразимым действиям рта еще и пальцы.

Сразу два проскользнули в меня, и ничто внутри не сжалось в испуге и отторжении, потому, что и так уже сходило с ума в тянущих судорогах, порожденных бесстыдным волшебством моего мужа.

— Лико-о-оли-и-и! — протянул Бора, словно в муке, роняя лицо на мой живот и задышав еще тяжелее, чем прежде. — Ты заберешь мой разум окончательно однажды, а может, и саму жизнь.

И с новой силой принялся вытворять свою магию, отнимающую безвозвратно мою способность мыслить и управлять телом, обратил в звенящую тетиву, натянутую на чрезмерно жесткое основание, чей запас прочности все таял, истончался и неизбежно лопнул, ослепив и оглушив меня.

Перед глазами еще мельтешили разноцветные световые пятна, когда Бора медленно, явно нехотя извлек свои пальцы, то ли освобождая, то ли обездоливая, и поднялся, нависая надо мной, опираясь на одну руку рядом с моей головой, а второй, блестящей и мокрой от пролившейся из меня влаги, обхватил свою потемневшую мужскую плоть. Нещадно, будто мучая, стал рывками скользить по ней, сжимая кулаком.

— Смотри на меня, просто смотри, прошу, — взмолился он с глубоким рокотом в голосе.

Но мне хотелось не только смотреть, этого было слишком мало, подняла дрожащую руку и коснулась выныривающего из его немилосердного захвата гладкого, орошенного блестящим секретом навершия, и, очевидно, это и привело моего могучего супруга за край. Сотрясаясь всем телом, он излил беловатую обжигающую густую жидкость на наши ладони, издавая звуки, разрушившие в моем сознании еще одну какую-то преграду, за которой внезапно обнаружились иррациональные для меня гордость и ликование за причастность к его откровенному наслаждению.

Обмякнув, он опустился сверху, не наваливаясь, но заключая наши сомкнутые и покрытые его семенем руки в некую ловушку между телами и продолжая вздрагивать и постанывать, продлевая тем самим мою эйфорию.

— С тобой я вновь как мальчишка, — прошептал Бора в изгиб моей шеи. — Горю огнем и не способен сдерживаться.

— Это хорошо или плохо? — спросила, оглаживая свободной конечностью его затылок.

— Это лучше всего… так, что и слов нет, — ответил супруг, смещаясь вбок и лишая полноты контакта, о чем я тут же стала сожалеть.

Меня, как и прошлым вечером, охватило это волшебное состояние, когда тело сразу и легче легкого, и восхитительно отяжелевшее, в голове — безумно приятная звенящая пустота, веки поднимаются с трудом, только на этот раз оно было прямо-таки всеобъемлющим. Бора потерся носом о мой висок и поднялся так запросто, что меня посетило нечто похожее на зависть к его выносливости, учитывая, что самой желалось сейчас не двигаться целую вечность, бережно сохраняя и упиваясь отголосками пережитого.

Вернулся предводитель спустя всего минуту, он держал в руках скомканную мягкую ткань со смоченным краем и хмурился.

— Холоднющее оно, — проворчал он, прижимая материал к себе. — Нельзя тебя таким обтирать.

— Прости, забыла… — начала я извиняться за свою безалаберность, но он остановил меня порывистым жестом и присел рядом.