Порочная страсть

Рядом стояла койка Мэта. Он тоже спал. Слабый красноватый свет фонарика скользнул по его сомкнутым векам, мягко обрисовал мужественное, проникнутое спокойным достоинством лицо. К своему великому сожалению, Онор ничем не могла ему помочь и не знала, что с ним делать. Ставни между его разумом и глазами оставались наглухо закрытыми и не пропускали даже малейшего лучика света. Она пыталась уговорить Мэта потребовать, чтобы полковник Чинстреп как невролог обследовал его раз в неделю, но тот отказался, заявив: «Если моя слепота настоящая, то в конце концов она меня убьет, а если я притворяюсь, как все вы считаете, то о чем беспокоиться?» На верху его шкафчика стояла фотография женщины чуть старше тридцати с волосами, уложенными надо лбом аккуратным валиком в лучшем голливудском стиле, и в темном платье с отложным воротником а-ля Питер Пэн со скругленными уголками. Ее, словно орнамент, окружали три маленькие девочки в таких же воротничках, а на коленях она держала четвертую девочку, которая, должно быть, едва начала ходить. Как странно, что тот единственный, кто не мог или не желал видеть, бережно хранил и держал на виду фотокарточку своих близких. Впрочем, за годы работы в «Иксе» она успела заметить, что здесь куда чаще, чем в других отделениях, у пациентов нет фотографий родных и любимых, а нередко нет и их самих.

Спящий Бенедикт не был похож на Бенедикта бодрствующего. Проснувшись, он становился тихим, спокойным, сдержанным и замкнутым. Во сне он беспрерывно метался, ворочался, стонал и всхлипывал. За него сестра Лангтри тревожилась больше, чем за остальных. Бенедикт будто пожирал себя изнутри, и она не могла ни повлиять на него, ни положить этому конец. Ей не удавалось достучаться до него, но вовсе не потому, что он проявлял враждебность, совсем напротив. Просто Бенедикт ее не слушал, а если слушал, то, похоже, не понимал. Сестра Лангтри сильно подозревала, что его мучат сексуальные желания, и однажды заговорила с ним об этом прямо. На ее вопрос, была ли у него когда-нибудь девушка, он резко ответил: «Нет». – «Но почему нет?» – удивилась она и объяснила, что речь идет не о любовнице, а о девушке, близкой подруге, на которой, возможно, он думал жениться. Бенедикт посмотрел на нее исподлобья и буркнул, скривившись от отвращения: «Все девушки грязные». Больше он не сказал ни слова, и это ее обеспокоило. Тревожило ее не только это – были и другие причины.

Прежде чем подойти к Майклу, она немного отодвинула ширмы, окружавшие обеденный стол: те стояли слишком близко к краю кровати, и он мог случайно опрокинуть их, если вдруг захочет встать с постели среди ночи. Онор сложила ширмы, словно китайский веер, и прислонила к стене. Койка Майкла довольно долго пустовала: в палате она не пользовалась популярностью из-за света, падавшего из окна.

Сестра Лангтри с облегчением заметила, что Майкл спит без пижамной куртки, что в здешнем климате весьма разумно. Ее больше тревожили Мэт и Наггет, которые постоянно кутались, и никакие доводы не могли убедить их отказаться от курток, застегнутых на все пуговицы. Возможно, подумала сестра, они оба еще околдованы женщинами, воплощающими для них благопристойность и скромность цивилизованного мира, мира бесконечно далекого от барака «Икс», матерями и женами.

Майкл лежал, отвернувшись к окну, фонарь светил ему в глаза, но это, похоже, его не беспокоило. «Хорошо, – подумала сестра, – значит, он не захочет сменить койку». Пришлось бы обойти кровать, чтобы увидеть его лицо, но подсматривать, как он спит, ей не хотелось, поэтому она не двинулась с места. Мягкий рассеянный свет касался его плеча и бока, на коже блестела серебристая цепочка армейского жетона, так называемого «медальона смерти»: двух тусклых пластинок из материала наподобие фибры, одна из которых забилась под подушку у него за спиной, а другая лежала сверху. По жетону смогут опознать его останки, если труп не изуродует настолько, что цепочке с «медальоном» не на чем будет держаться. Тогда нижнюю пластину срежут и отправят родным вместе с его личными вещами, а тело со второй пластиной на шее похоронят… Слава богу, этого не случится: война закончилась.

Вечером Майкл смотрел на нее так, словно не воспринимал всерьез, словно она делает что-то неподобающее. Нет, не «беги играть в куклы, девчонка» читалось в его глазах, а скорее «беги займись теми беднягами, кому ты действительно необходима, а мне твоя помощь не нужна и никогда не понадобится». Встретить такой взгляд все равно что налететь с разбегу на кирпичную стену или столкнуться с неведомой силой. Остальные пациенты тоже это почувствовали и поняли, что Майклу нечего делать в этом отделении.

Сама того не замечая, сестра Лангтри задержалась у кровати Майкла. Слабый свет фонарика падал на затылок спящего, рука ее, прикрывавшая стекло, неподвижно застыла в воздухе, а другая механически расправляла и гладила москитную сетку.