– Ты ведь знаешь, что очень плохо себя вела… – тихо шепнул мне на ухо и провел ладонью.
Ответом ему послужил мой рваный вздох, который я не могла удержать.
– Просто ужасно себя вела…– так же вкрадчиво и очень тихо прошептал Саймон, и тоже скользнул ладонью под мое платье.
Невероятные ощущения – пальцы двоих мужчин одновременно, на мне и во мне… Я выгнулась на диванчике, подалась чуть вперед, требуя большего.
От грубых, но таких долгожданных движений пальцев я уже почти не могла дышать. И это было только началом…
Я и ахнуть не успела, как оказалась на коленях у Кронберга. Он усадил меня спиной к себе, чтобы я продолжала видеть сцену, и чтобы была хотя бы видимость, что кому-то из нас есть дело до оперы.
А в следующую секунду, с первыми аккордами музыки, он с силой толкнулся в меня, до упора и я зажмурилась от невыносимого удовольствия. Он не дал мне времени прийти в себя, вспомнить эти ощущения – начал двигаться жестко, быстро, и так глубоко, как, казалось, ни разу не было раньше.
Он действительно меня трахал, насаживая на свой член. Я закусила губу, чтобы не стонать. Мне едва удавалось сохранять невозмутимый вид, а про себя молча повторяла: «О, Господи, да… Пожалуйста, да… Пожалуйста, Дэвид». Мы словно оба слетели с катушек.
Я не видела сцены, лишь слышала музыку – она делала все ощущения ярче, заставляла вибрировать на высокой ноте. Только жесткие пальцы Дэвида на моих бедрах… Только его член внутри меня…
Я билась в конвульсиях удовольствия, и еле слышно шептала:
– Пожалуйста… Дэвид… пожалуйста…
И хотя мой тихий шепот заглушал гром музыки, я была уверена: Дэвид слышал. И он щедро давал мне то, что просила…
И вдруг… остановился. Нет, только не это…
Несколько секунд я лишь хватала воздух ртом… А потом поняла. Сильные руки подхватили меня – и вот я уже сижу на коленях у Саймона. А через мгновение его мощный член врывается в меня, и мне приходится почти до крови закусить губу, чтобы сдержать крик.
И Дэвид… Дэвид, который взял меня за руку и не отпускал. И теперь мне казалось – никогда еще мы не были так близки, как сейчас.
А потом, когда уже практически не было сил терпеть эту сладость с острой перчинкой боли, Саймон снова шепнул на ухо. Удивляюсь, как я его услышала – но услышала.
– Я люблю тебя, Кэрол. И он тоже – не сомневайся.
Оргазм был таким сильным, таким сокрушительным, что слезы полились из моих глаз… Я так крепко сжимала ладонь Дэвида, что не знаю, как не переломала ему пальцы.
***
Мы возвращались домой – молча. Словно заговорщики, связанные общей тайной. И общим ожиданием. Все мы хотели скорее остаться одни и тогда уже по-настоящему принадлежать друг другу. Публичность заводит – это бесспорно. Но не дает настоящей интимности…
Как только мы пересекли порог и дверь закрылась за нами, мои мужчины буквально набросились на меня. Дорогое вечернее платье тут же было сорвано. Представляю, как надоело оно им обоим, пока мы были в опере.
Дэвид подхватил меня на руки, усадив к себе на бедра, прижал спиной к стене и вошел – быстро и глубоко.
Я вскрикнула в голос, не сдерживаясь…
– Как же я скучал по этому, детка. Давай, кричи…
И я кричала, раскачиваясь на его коленях, извивалась в его руках, и скакала от его жестких толчков. Мне казалось, я медленно умираю под этим пристальным взглядом. Но только казалось, потому что когда Саймон придвинулся ближе и вставил в мою попку палец, я действительно ощутила грань, с которой легко соскользнуть в мертвую пропасть.
– Немного отвыкла, – прохрипел Саймон, дал секундную передышку, и вогнал палец глубже, выбивая громкие стоны.
Громкие стоны, которые поглотил Кронберг, впившись в мой рот.
– Ничего, детка, – услышала сквозь туман удовольствия, утешающий голос Саймона, пока он водил внутри меня одним пальцем. – Я этим займусь.
И тут же вошел в меня.
Туго.
Горячо.
Сладко и больно одновременно.
Невыносимо.
Раскачиваясь, я насаживалась одновременно на Кронберга и на Саймона. Слышала их жаркое дыхание, ловила его на своем лице. Впитывала россыпь поцелуев, которыми они щедро вознаграждали меня за старания.
Умирала и возрождалась в сильных руках двух мужчин, которые, как и я, забили на все, что не имело отношения к нам.
Есть только мы.
Только мы. И все равно, кто что думает. Потому что нас не просто все это устраивает, потому что это не просто порочная связь, как я думала раньше. Это что-то… настоящее. И я чуть было не упустила это.
– Давай, детка, – услышала приказ Кронберга, от которого задрожала сильнее. – Кончи. Порадуй меня.
И не было сил противиться, удержаться и дольше на острой грани этого удовольствия. Я с готовностью разлетелась на сотни мелких осколков. Падая в тягучую пропасть, где был слышен протяжный стон. Но не мой, а самой темной ночи на свети…
Я чувствовала, как гулко бьется рядом с моими губами чье-то горячее сердце. Гулко, знакомо, и так, словно пытается ко мне достучаться, и открыла глаза.
– Я… – подняв голову, встретилась с темным взглядом грозного Кронберга, и не медля более, не таясь и не думая о том, что может быть больно, призналась: – Я люблю тебя, Дэвид.