Порочное создание (СИ)

— Никки, — отрывисто проговорил мужчина и неожиданно одарил намёком на улыбку. — Я сам старший ребёнок в семье и прекрасно понимаю твой порыв защитить младшего брата. Мне страшно подумать, сколько гнусных поступков Томаса я готов оправдать, и это совершенно нормально. На то и существуют братья и сёстры.

Не думала, что такое возможно, но слова мужчины показались мне по трогательному забавными и побудили, отбросив предрассудки, погладить его по колену:

— Ты в своём репертуаре, Чарльз. Готов оправдывать, помогать и защищать от всех невзгод. Это круто, правда. Но я, навряд ли, заслуживаю подобного к себе отношения.

Миллер непонимающе сощурился:

— Почему ты так говоришь?

— Я врала тебе, — пожала плечами и попыталась отстранить руку, но мужчина накрыл своей ладонью мои пальцы. — Хотела казаться лучше, чем есть на самом деле.

— Я прощаю тебя…

Веселье промелькнуло в карем взгляде, открыто намекая на превращение нашего разговора в откровенный фарс. Чарльз не воспринимал всерьёз мои слова, тем самым давал шанс забраться к нему на шею и свесить ножки. Как жаль, что мы с Линой будем непосильной ношей для одного мужчины.

— Я попросила о разговоре не для того, чтобы получить твоё прощение, — слишком грубо ответила, желая вернуть наш диалог в серьёзное русло. — Я хочу поблагодарить тебя и попрощаться. Ты помог мне с братом, как обещал, подарил незабываемые выходные и не жалел своих запасов коньяка.

Неожиданно мужчина развернулся ко мне корпусом и поддался вперёд, заставляя меня неосознанно вытянуть перед собой руки, тем самым сохранив приличную дистанцию. Щедрость Чарльза на прикосновения и нежность пугали. Никогда он не проявлял своих чувств, если они существовали, и лишь с вежливостью реагировал на мою настойчивость. Неужели мой брат настолько сильно приложил Миллера по голове, что сейчас он не скупился на откровенные проявления нежности?

— Я не хочу с тобой прощаться, — мужская ладонь прижалась к моему затылку и не позволила оторваться от пронзительного взгляда. — Мы можем продолжать общаться без договорённостей. Давай забудем прошлое и начнём сначала?

В нескрываемом удивлении уставилась на мужчину:

— Я не похожа на твою мать, Чарльз.

— Причём здесь моя мама?

Неопределённо повела плечом и, поколебавшись мгновенье, «сдала» мудака с поличным:

— Томас говорил, что я очень похожа на твою мать, — запнулась и, решив для себя быть откровенной до конца, внесла ясность. — Разумеется, чисто внешнее сходство. Ничего общего с её распутным образом жизни.

Мужчина в ту же секунду отстранился, чтобы одарить меня недоверчивым взглядом:

— Без понятия, какой глупости наговорил мой брат. Он настолько сильно ненавидит нашу мать, что готов оклеветать её. Я думал, Никки, ты умная женщина и способна делать собственные выводы, не прислушиваясь к бредням обиженного мальчишки.

— Если Томас обижен, значит, есть на что обижаться? — моя бровь с вызовом изогнулась, и я прекрасно осознавала, что оказалась на минном поле: шаг влево, шаг вправо — неизвестность. — Моё мнение, касаемо твоей матери, сложилось сразу же после откровения со мной. Вот ещё одна причина, Чарльз, по которой у нас ничего не получится — мы слишком разные.

Мужчина шокировано рассмеялась, и с нескрываемым осуждением оглядел меня, будто видел впервые в своей жизни:

— Никки, кто ты такая, чтобы судить о моей матери?

Показано призадумалась с характерным «хм-м-м», прежде чем предположить:

— Никто?

Поднялась с дивана и оправила собравшуюся на талии кофту, в который раз убеждаясь, что откровенность — поганая идея в любых отношениях. Однако на душе стало легче, будто тяжёлый груз, давивший своей массой, остался позади. На сердце стало пусто без этого груза.

— Я не хотела тебя обижать, — не нашла в себе сил оставить Чарльза со странным выражением на лице и мыслью, что пригрел на груди змею. Как бы мне хотелось уверить его в обратном, но, чёрт возьми, я дала обет правды по отношению к бородачу.

— Ты не обидела, — заверил он и, хотел было встать с дивана, но передумал, уперевшись локтями в колени, — Просто разочаровала.

Неприятно.

Самое время скрыться в тумане и, как планировала, оставить Чарльза во власти Лины и будущего Миллера младшего, но мне искренне было неприятно.

— Позволь уточнить, — не сдержалась в саркастическом тоне и скрестила руки на груди, — Я разочаровала тебя, потому что не симпатизирую твоей матери?

— Потому что не уважаешь мою память о ней!

Брови стремительно взлетели к потолку:

— Я уважаю тебя, Чарльз, и без меры благодарна за доброту. Но я не обязана и никогда не буду уважать женщину лё-г-к…

Осеклась при виде грустного карего взгляда, устремлённого, точно мушка снайпера, на меня. Всё-таки, стоило обратиться к своим корням и уйти по-английски, но я совершенно не вовремя вспомнила о «хороших» манерах, и вынуждена пожинать плоды.

— Прости, — скомкано пробормотала и поспешно оставила мужчину наедине с разочарованием. Неужели никогда не наступит время, когда научусь оставлять о себе лишь положительное впечатление? Или я настолько пропащая, что даже такой добряк, как Миллер, не помянет меня ласковым словом?