Порочный красный

Они пригласили нас на ужин. Я наблюдала за ними, сидя на диване. Мой отец смеялся всем шуткам Калеба, моя мать носилась с ним, как будто в его жилах текла аристократическая голубая кровь. Моя сестра сидела рядом со мной, и наши ноги соприкасались. Когда мы бывали вместе, мы всегда держались так близко друг от друга. Это был молчаливый бунт против наших родителей. Вы пытаетесь поставить между нами барьер, а мы сопротивляемся. Пока внимание моих родителей было сосредоточено на Калебе, Корт ткнула меня локтем в ребра и пошевелила бровями. Я рассмеялась.

– Сдается мне, что ты хорошо сделала, что замутила с этим парнем, – сказала она. – А в постели он хорош?

Я скорчила гримасу.

– А зачем бы я стала иметь дело с тем, кто в этом плох?

Она подняла брови.

– Ну не знаю. А ты помнишь того парня в старшей школе? Того, с ямочкой на подбородке?

Я фыркнула в свой бокал с вином. Того парня звали Кирби. Мне следовало бы все понять уже по самому его имени. Нельзя принимать всерьез человека, чье имя звучит как аватар в видеоигре. Особенно когда его голова находится у тебя между ног и он начинает напевать песню группы «Кисс», одновременно совершая агрессивные тычущие движения языком.

«Женщины, а не девушки правят моим миром…» – моя сестра пропела строчку из песни, зажмурив глаза и прикусив губу, как это делал Кирби.

Мы расхохотались, и моя мать бросила на нас неодобрительный взгляд. Клянусь, эта женщина все еще была способна заставить меня чувствовать себя пятнадцатилетней. Я посмотрела на нее с вызовом и засмеялась еще громче. Мне было двадцать восемь гребаных лет, и она больше не могла контролировать меня.

Мне казалось, что все идет великолепно, пока мы не сели в машину. Калеб стоял, открыв передо мною пассажирскую дверь, и вдруг сказал:

– Твой отец – шовинист. Он смотрит на женщин сверху вниз.

Я удивленно моргнула. Он произнес это не для того, чтобы осудить моего отца, а скорее в качестве замечания. И это было верное замечание. Я пожала плечами.

– Он немного старомоден.

Калеб обнял меня. Он смотрел на меня странно, сдвинув брови и задумчиво поджав губы. Я хорошо знала это выражение его лица – оно означало, что сейчас он подвергает меня психоанализу. Мне хотелось отстраниться, чтобы он не мог видеть то, что творится у меня внутри, но отстраниться от Калеба было все равно что закрыться в морозилке. Когда он светил на тебя, тебе хотелось оставаться в его тепле, впитывая его. Это выглядело жалко и в то же время было прекрасно. Никто никогда не давал мне столько теплоты. Я осталась в его объятиях, давая ему подвергать меня психоанализу столько, сколько ему угодно. Мне хотелось знать, что он видит, когда так пристально вглядывается в меня. Затем он разрушил чары, внезапно улыбнувшись.

– В таком случае ты, я думаю, будешь сидеть дома и рожать детей?

Я приподняла брови. В его устах это звучало не так уж плохо.

– У тебя дома? – с деланой застенчивостью спросила я. Он поцеловал кончик моего носа.

– Возможно, детка.

Он отпустил меня слишком быстро. Мне хотелось остаться в его объятиях и поговорить с ним о том, кому я буду рожать детей. У меня кружилась голова. Для меня это было все равно что предложение руки и сердца. Этому мужчине цены не было. Он заставил даже моего отца смотреть на меня так, будто я тоже человек. Мы с ним встречались всего восемь месяцев, но если я правильно разыграю свои карты, то к весне он уже наденет на мой палец помолвочное кольцо. Для меня это был счастливый вечер.

После знакомства с Калебом я очень быстро поняла, что он – это моя полая планета.

Глава 11

Настоящее

Я вскакиваю, услышав машину Калеба на подъездной дороге. Мы вместе уже более пяти лет, но до сих пор стоит ему только войти в комнату, и меня охватывает радостный трепет. Я пытаюсь не выглядеть эмоционально зависимой, но, когда его ключ поворачивается в замке и он входит в дом, я бросаюсь на него. Мне необходимо, чтобы он простил меня. Я словно погружена в вечные сумерки с тех пор, как он перестал улыбаться мне.

Я застаю его врасплох, и он смеется, когда мой вес заставляет его врезаться в стену. Я обхватываю ногами его талию и прижимаю мой нос к его носу. Мне хочется целоваться и обниматься с ним, как мы это делали, когда еще только познакомились, но первое, что он говорит, это:

– Где Стелла?

Моя улыбка гаснет. Я терпеть этого не могу. Откуда мне знать?

Я вздыхаю и соскальзываю вниз, разочарованная.

– Вероятно, с этим, Как Его Там.

Калеб щурит глаза и сжимает губы, так что они образуют прямую линию.

– Ты вообще проводила с ней время сегодня?

– Да, – огрызаюсь я. – Утром я покормила ее, потому что няня опоздала.

Желваки на его челюсти вздуваются, когда он стискивает зубы. Я вздрагиваю.

Меня охватывает праведное возмущение. Нет ничего необычного в том, чтобы матери поручали уход за своими детьми няням. В моем кругу это совершенно нормально. Почему он вечно пытается заставить меня чувствовать себя ущербной?

Я кривлю верхнюю губу.

– По-твоему, из Оливии вышла бы лучшая мать, чем из меня?