- Если я могу позвонить брату, то ты точно можешь позвонить матери, - он поднял руки и вытащил кисточку из ее волос, наблюдая, как маленький пучок спускается по ее спине красивым красно-золотым водопадом шелка. Затем он запустил в нее пальцы и осторожно потянул ее голову назад, чтобы заглянуть ей в глаза. - Крейг перезвонил тебе насчет продления выставки?
- Да, - ее глаза блестели от возбуждения. - Еще на пару недель. К тому же у него были запросы на мою работу от разных коллекционеров, так что следующие полгода я буду занята.
- Неудивительно.
- Почему неудивительно?
- Потому что ты чертов гений, вот почему.
Румянец залил ее прекрасное лицо.
- Я бы не стала заходить так далеко.
- Я бы так и сделал, - он переместил руки так, чтобы его большие пальцы могли погладить ее высокие, угловатые скулы, прослеживая мягкую кожу. - Думаю, я знаю, почему твой отец был таким придурком по отношению к тебе, Грейси.
Она наморщила лоб.
- О?
- Он ревновал.
- Ревновал? - повторила она, моргая. - Нет. Он был действительно хорош. Как он мог…
- Он только взглянул на твои рисунки и скомкал их. Выбросил их. Есть только одна причина, по которой он это сделал. Плюс..., - он выдержал ее взгляд, глядя ей в глаза. - Я ничего не знаю об искусстве, помнишь? Но в тот момент, когда я вошел в галерею, я понял, что ты особенная. Я знал, что ты не просто хороша, ты великолепна.
Ее щеки порозовели от удовольствия, а глаза были полны золота и огня, цвета его души. Цвета его сердца.
- Ну, может быть, и так, - ее голос был немного хриплым. - Но я все равно не могу попасть в муху на стене с расстояния в милю из этого дурацкого пистолета.
Он улыбнулся.
- Это правда. Ты хорошо рисуешь, Грейси. Но я лучше стреляю.
- Это не единственное, в чем ты хорош, - она усмехнулась и обвила руками его шею, выгибаясь всем телом. - Я могу придумать еще несколько вещей, которые ты умеешь делать очень хорошо.
Она не ошиблась. Было много других вещей, в которых он был хорош.
У него было более двухсот подтвержденных убийств. Он мог замедлить сердцебиение до тридцати ударов в минуту. Мог часами стоять неподвижно, чтобы остаться незамеченным. Мог сделать невозможный выстрел и попасть в цель каждый раз.
Да, он был лучшим в своем деле.
Но самое главное, он был лучшим в любви к Грейс Райли.
И это было единственное, что имело значение.
Эпилог
Вульф Тейт сунул «Глок» за пояс джинсов и быстро зашагал по улице, оставляя позади себя крики и вопли, эхом отдававшиеся в галерее. На улице было холодно, в ночном воздухе висел снег, дыхание вырывалось из его рта клубами пара.
Мимо пронеслась полицейская машина, но он даже не взглянул в ее сторону. В этом не было необходимости. Лукас увез Грейс, Оливейра умер, а он сыграл свою роль. Все было хорошо.
В конце квартала он завернул за угол, где у тротуара стоял длинный черный лимузин. Не колеблясь, он взялся за ручку двери и потянул ее на себя, прежде чем скользнуть в теплое, темное помещение.
Напротив него сидел мужчина, его голубые глаза были такими же холодными, как у Лукаса.
- Оливейра? - потребовал мужчина.
- Мертв, - Вульф откинулся на мягкое кожаное сиденье. - Как ты и просил.
- Хорошо, - сказал Чезаре Де Сантис. - А остальные его люди?
- Улажено.
- А как насчет твоего брата и женщины?
- Они ушли, - Вульф позволил себе улыбнуться. - И не волнуйся, информация, которую Лукас собрал на тебя, останется на его ноутбуке, как я и обещал. Я позабочусь об этом.
Де Сантис не выглядел убежденным.
- Ты обещал мне в прошлом то, чего не выполнил, Тейт. Я не забыл.
Вульф решил, что ему надоело улыбаться. Он медленно наклонился вперед, потому что его тошнило от множества вещей, и этот придурок, сидящий перед ним, был только одной из них. Но сначала нужно было решить вопрос оплаты.
- Я сделал то, что ты просил меня сделать, - сказал он. - Несколько раз. Теперь пришло время заплатить мне то, что должен.
Де Сантис преувеличенно тяжело вздохнул.
- Ах да. Деньги.
Вульф рассмеялся.
- Мне не нужны деньги и ты знаешь это.
Глаза его стали холоднее, потому что он знал, чего хотел Вульф. О да, он знал.
Вульф решил, что, возможно, в нем все-таки осталась еще одна улыбка, на этот раз дикая, белая, с острыми зубами.
- Деньги для мудаков, Де Сантис, - сказал Вульф. - То, что я хочу, это твоя дочь.