Пороги рая, двери ада

Мой язык не повернулся ответить «Нет». Осторожно прислушиваясь к себе, я вдруг поняла, что боль от утраты Федьки на самом деле ничуть не меньше той, которую я испытала, когда исчез Егорка. Мое сознание кружило вокруг этой потери, как и в прошлый раз, боясь смертельно обжечься, а разум и тело действовали с каким-то отстраненным холодным расчетом. Только действуя, лихорадочно и одновременно методично, только двигаясь и рассуждая, я могла загнать эту свою боль в глубину, не дать ей захлестнуть себя. Животный инстинкт матери, потерявшей детеныша? Может быть.

— Да, похоже, что это был он, — медленно произнесла я.

— Бывший муж украл? — Марина была явно заинтригована.

— Нет, мой муж умер, — удивляясь собственному спокойному тону произнесла я немыслимую для моего языка еще пару недель назад фразу. — Я не знаю, кто похитил мальчика. Но узнаю! — вдруг рассвирипела я.

Марина одобряюще кивнула:

— Я бы за такое дело просто горло бы перегрызла. Сколько твоему?

— Семь. Только горло я грызть не буду — противно. Лучше глаза выцарапать.

Мы еще некоторое время перебирали способы расправы с похитителем, один кровожаднее другого.

Потом я загасила окурок и оглянулась, соображая, куда его бросить. И тут вдруг до меня дошло, что такого странного я увидела во дворе Пуделихи. Это были окурки около крыльца. Точно — там валялось несколько бычков, словно кто-то регулярно выходил покурить на крылечке. Зрительная память у меня отличная. Я напряглась и припомнила, — несколько окурков были свежими, а другие выглядели так, словно пролежали несколько дней и даже мокли под дождем. А это значит…

Марина, заметив перемену в моих мыслях, притихла. Потом вдруг всплеснула руками и умчалась, прокричав на бегу, что варенье пора снимать с плиты.

Когда она через пять минут вернулась, план действий был уже практически готов. Мы перекинулись несколькими фразами, и я отбыла.

***

Вернулась я вечером, когда стемнело. Марина открыла ворота. Я загнала машину в ее двор. Ребятишки уже спали. Я достала с заднего сиденья большие коробки — купленную днем железную дорогу и домик для куклы Барби. Подавив сопротивление Марины, я отнесла коробки на веранду, чтобы малышня утром их сразу обнаружила.

Экипирована я была на совесть — пистолет, баллончик и фонарик, рассованы по карманам. Одежда — черные джинсы и водолазка, кроссовки. А еще у меня с собой была черная маска, я скопировала ее у наших ночных противников. Просто купила черную шапочку с отворотом и прорезала в ней дырки для глаз.

Прокрадываясь огородами к дому бабки Пуделихи, я ощущала себя настоящей нинзей. Или настоящим нинзем? Черт, неизвестно, какого рода этот самый нинзя, и склоняется ли вообще…

Тихонько подкравшись к старухиному домишке, я поочередно заглянула в оба освещенных окошка.

Пуделиха сидела у телевизора и вязала. Гостей у нее явно не было, но то, что она не ложилась спать, вселяло надежду.

Я засела в зарослях огромных лопухов, расплодившихся у бабкиной сараюшки. Просидев часа два и близко познакомившись со всеми местными комарами, я прокляла тот час, когда решила устроить эту дурацкую засаду. Маску пришлось снять, дышать в ней было невозможно, и лицо потело. Спать хотелось неимоверно, — сказывалась прошлая бессонная ночь. Временами начинал накрапывать меленький дождик, но тут же прекращался. Прихлебывая из плоской фляжки крепкий отвар лимонника с примесью настойки элеутерококка, я наблюдала за тускло освещенными окнами Пуделихиного дома и читала про себя наизусть все известные стихи и отрывки из прозы. На гоголевском «Чуден Днепр при тихой погоде…» в окнах погас свет.

Бабка отошла ко сну, так никто к ней и не пожаловал.

Подавив желание немедленно отправиться восвояси, я продолжала сражаться со сном и алчными комарами. За стенкой сарая слышалась возня кур на насестах. Изредка раздавалось сонное квохтанье. Исчерпав лимит литературной классики, я перешла к школьному курсу английского языка. Тема «Москва — столица СССР».

Сразу вспомнилась поездка в Москву с отцом в конце восьмидесятых. Тогда столица СССР выглядела не лучшим образом — дикие очереди, замусоренные улицы, толпы мрачных людей и повсюду перекопанные улицы. Мне было четырнадцать лет. Или уже пятнадцать? Жили мы в гостинице «Интурист» и по вечерам гуляли по Тверской, тогда еще улице Горького. Как мне нравились нарядные московские девушки, прогуливающиеся вдоль освещенных витрин! Гораздо позже я поняла, кем на самом деле были эти милые красавицы.