К началу войны Порт–Артур был переполнен военными и их семьями. Вся эскадра стояла в закрытой гавани, почти у самой набережной, на виду всего города, так что, проходя по ней, можно было слышать пение молитв на кораблях и видеть церемонию поднятия и спуска Андреевского флага.
Вся эта мирная, кипучая жизнь была оборвана в 10 час. вечера 26–го января 1904 года, — неожиданным нападением японской эскадры на наш флот, окончившимся гибелью наших лучших кораблей: «Цесаревича», «Ретвизана» и «Паллады».
Моя сестра и я во время нападения жили рядом с Портом, и услыхав стрельбу, испуганные побежали в Порт узнать, в чем дело. Туда же побежал в испуге и тревоге народ.
При слабом рассвете утра я увидела три наших корабля, стоящих в проходе, с большим креном, с которых на катерах стали свозить на берег убитых и раненых.
С этого момента всех жителей Порт–Артура, весь гарнизон и флот охватил глубокий патриотизм, в течение всей осады гарнизон дал пример самоотверженности, жертвенности и исполнения долга перед своей родиной.
27–го января, на следующий день, японская эскадра подошла в 11ч. утра к Порт–Артуру, открыв оглушительный огонь, но огнем наших морских батарей и флота была отогнана. Все дальнейшие попытки японцев бомбардировать Порт–Артур с моря, а также загородить выход русской эскадры из Порт–Артура брандерами были для японцев неудачны.
Сестре и мне пришлось бросить нашу квартиру и переехать в помещение 3 батареи под Перепелиной Горой, рядом с Сводным госпиталем. Сестра решила разделить участь крепости и мужа, и мы остались в Порт–Артуре, поступив на курсы сестер милосердия. Вначале мы работали в Сводном госпитале.
В конце июля 1904 года японцы впервые бомбардировали город с сухопутного фронта, подвезя крупную артиллерию.
Началась полная осада, и мы, спасаясь от снарядов, перешли на батарею на Перепелиной Горе, которой командовал муж сестры, т. к. часть орудий с судов была перенесена на береговые позиции. Жили мы в блиндаже, где также помещались и 16 человек матросов.
Все помещения 3 батареи были уничтожены, так же, как и наша квартира. С этого времени японцы не переставали стрелять и днем и ночью, с небольшими перерывами.
Через некоторое время сестра и я были назначены на плавучий госпиталь «Казань». После усиленных бомбардировок, и попаданий снарядов в госпитальные суда, решено было раненых и больных свезти на берег и мы были назначены в 11–ый госпиталь на Тигровом Хвосте, где лежали исключительно тяжело больные тифом, цынгой, дизентерией и другими болезнями. 11–ый госпиталь назывался — Госпиталь смерти.
Попадавшие в Арсенал снаряды вызывали взрывы и пожары. В воздухе носились куски железа и горящие головешки дерева, освещая весь замученный и разбитый город и истощенных голодом, холодом и болезнями его защитников.
Госпиталя были уже без самого необходимого. Был один ужас и страдания! Вещи многих защитников погибли и они одевались во что попало. Так например, лейт. Бек–Джевагиров носил штатское пальто с пришитыми к нему золотыми пуговицами и погонами, саблю и револьвер при высоких сапогах. Многие были в таком же виде.
Японцы занимали позицию за позицией, медленно подвигаясь к ключу Порт–Артура — Высокой Горе. Наконец, к великому горю всех защитников, по несколько раз, переходящая из рук в руки, — пала Высокая Гора, где японцы потеряли колоссальное число убитыми и ранеными.
20–го декабря 1904 года оглушительная стрельба, длившаяся 11 месяцев, вдруг смолкла: Порт–Артур пал!
Морской врач А. П. Стеблов достал где–то катер и перевез свою жену Г. В. Стеблову и меня с Тигрового Хвоста в старый разрушенный город и мы видели, как входили японцы в Порт–Артур. Первым ехал на белом коне сам генерал Ноги, потом кавалерия и пехота. Войска были хорошо обмундированы, воротники на шинелях были белые барашковые. Лошади у кавалерии сибирские, низкорослые.
Вблизи нашего госпиталя на Тигровом Хвосте японцы водрузили свой флаг. С каким ужасом я смотрела на эту церемонию — поднятия флага неприятеля! И задавала себе вопрос, зачем такие жертвы, мучения и потеря такой эскадры?.. Всё в голове мутилось от досады, жалости и горя!
Я видела, как японцы заходили во все дома, выбрасывали всё оттуда, складывали всё в одну кучу и сжигали. Затем дезинфицировали помещения, приготовляя их для себя.
Гарнизону крепости было приказано выйти на станцию Инчензы и там ждать отправки дальше. Первыми вышли морские команды и размещены были на станции по кораблям, под открытым небом в ожидании дальнейшей отправки в г. Дальний. Лейт. А. А. Бек–Джевагиров, сестра и я прибыли в Инчензы на двуколке, т. к. Бек–Джевагиров был болен. Затем нас отправили к поданному поезду. Прибыл и ген. Стессель с женой и первым вошел в поезд.