Порт святых

Мексиканец вытащил три ножа из деревянной мишени и положил на кровать у ног Джерри. Джерри приподнялся, посмотрел на ножи, измеряя расстояние до цели. У него снова встал. Он зажал нож пальцами ноги, размахнулся. Плавным движением выпрямил ногу, и нож вонзился в дерево. Он швырнул еще два ножа, все попали в мишень.

— А теперь трахни меня еще раз.

— Слушай ты, пидарюга, хочешь вернуться в исправительную школу? Хочешь, чтобы тебя выебли гуртом, и твоя жопа треснула? А?

Дядюшка Матэ улыбается.

— Трахни меня в жопу.

Торчащие зубы он жил в маленькой белой времянке прямо напротив мола. Достал вазелин из ящика лег на живот раздвинул ноги я оседлал его глядя на его жопу потер ее медленно брюки корчащиеся туалеты и уличные нужники сжались у меня внутри.

— Хочу засадить тебе, Питер.

Он вздыхал и корчился очень возбужденный раздвинул мне ноги пот дрожа то что это значит лег на постель на живот.

Мексиканец стал его щекотать, и Джерри смеялся, пока не обоссался, катаясь по постели. Мексиканец спихнул его с кровати и перегнул через белый стул. Он вложил ему в руку нож.

— Кинешь, когда будешь кончать.

Когда мальчик кончал, мексиканец выпрямил его, нажав рукой на живот. С резким звериным криком Джерри швырнул нож и попал точно в яблочко.

Так Джерри устроился в цирк помощником метателя ножей. Мексиканец научил его драться с ножом и голыми руками, и Джерри больше ничего не боялся.

Мальчики окружают череп и приступают к занятиям. Запах черепа сперва ускоряет сексуальное бешенство. Мальчики срывают с себя одежду эякулируя сыпь красного черепа горит на губах сосках в паху и заднице а череп нюхает испарения их тел. Они научатся рисовать, целиться и стрелять во время оргазма, метать ножи, стрелять из ружья и автомата. Они научатся планировать будущее в этот момент. Они поймут, что секс — это сила.

Я уже придумал, что буду делать, но решил для виду с ним поспорить, чтобы он ничего не заподозрил… такой уж он был, умел читать чужие мысли.

Тело внутри меня корчится стремясь на поверхность и неожиданно глаза вспыхивают и он входит все глубже его лицо в моем и его член касается моего и я кончаю в синих вспышках света. Теперь я стою над кроватью оглядываюсь и вижу, что картина с волком оживает. Пока я смотрел, слуга и его сын внезапно схватили женщину, содрали с нее шубу и скинули визжащую госпожу с саней. Мальчик надел шубу, и теперь я стал им, чувствуя мех на своем теле и глядя как волки окружают женщину там на окровавленном снегу.

Али ждет. Сильно задержался.

Пусть ветер продует тебя поле света в моих ногах через поле через холодное синее мичиганское небо лето у меня в паху мой член вставал дверь открылась и я повернулся глядя как торчит из ширинки мое тело взорвалось забор с калиткой.

Агент ЦРУ померк в зеркале. Али у двери. Синие звезды на небе.

— Скоро туда поедешь?

Встретимся в Сент-Луисе Луи

Шестнадцатилетний Одри Карсонс во многом был старше своих лет. Ему уже были знакомы писательская уверенность в себе, отвращение к себе и вина Создателя, которую все писатели чувствуют, когда творят. Во всем остальном он был моложе шестнадцати. Ему, к сожалению, недоставало светских манер и жизненного опыта. Он не умел танцевать, не знал игр, не мог поддержать легкую беседу. Он был болезненно застенчив, знания о сексе почерпнул из «Взросления на Самоа» и книги под названием «Секс и брак». На его лице отпечатались мучительные душевные травмы, в нем не было юности. В то же время он был страшно инфантилен. Это сочетание было малоприятным, поскольку сопровождалось тошнотворным презрением к себе, страхом и бессильной яростью. Он был похож на отчаявшегося и безнадежно неудачливого фокусника, пойманного с картами, вылетающими из рукава. От него исходил жуткий неясный запах замороженной мумии, оттаивающей в зловонном болоте.

— Ты просто ходячий труп, — передала ему миссис Гринфилд через знакомого. Она не сомневалась, что тот повторит ее приговор. Так она всегда поступала. Много лет спустя, узнав, что она умерла, Одри почувствовал, что отмщен. Так поступают писатели.

— Не всякий труп умеет ходить.

— Он похож на овчарку, убивающую овец, — вынес приговор полковник Гринфилд, благообразный старик с подстриженными серыми усами.

И снова Одри почувствовал, что отмщен, когда ему сообщили о смерти полковника от инсульта.

Мельницы писателя мелют медленно, но перемалывают прекрасно. Одри чувствовал, что его словно заперли на пыльном чердаке, когда беспомощно наблюдал, как продавцы дают сдачу, не поблагодарив. Бармены бросали один взгляд на его лицо и говорили:

— Нам тут таких не надо.