Портал Теней

– Папа просил не рассказывать Котенку. Котенок может рассердиться. Лаисса была осторожной, и Котенок не узнала. Иногда было сложно, потому что Котенок любопытная, а Лаиссе очень хотелось согреться…

Котенок едва не пошутила, что Лаиссе стоит садиться поближе к очагу, но решила, что это глупо.

Так или иначе, ситуация была ужасной. Невероятной.

Почему мертвая девушка так увлечена плотскими утехами? Даже живые наследницы рода Сеньяк интересовались этим только в политических целях.

Она прекратила разговор. Лаисса порывалась описать все в мельчайших подробностях. Бесстыдница.

Котенок сомневалась, что сестра хоть что-нибудь знает о беременности.

Ясно было одно: Лаисса больше не намерена скрывать свое увлечение «согреванием».

Папа теперь работал в лаборатории запершись.

Котенок трудилась, понурив голову, так и отказываясь поверить в этот отвратительный поворот судьбы.

Лаисса была на седьмом месяце. Сомнений не оставалось: она вынашивает ребенка, причем весьма активного. Счастью Лаиссы не было предела.

Она веселилась и улыбалась куда чаще, чем Доротея до своей смерти, и грустила лишь потому, что Папа отказывался ее согревать.

Котенок по-прежнему не скрывала отвращения. И сама не знала почему. В Сумраке дарить юных девочек куда более старым, чем Папа, мужчинам считается в порядке вещей.

Они с Лаиссой кормили животных. Тех уже наплодились десятки. Из каждой поездки Папа привозил новых.

– Решила сбежать? – спросила Лаисса.

Котенок не стала отрицать.

– Беги, если хочешь, – кивнула сестра. – Я не скажу Папе. Но с тобой не уйду.

Котенок не удивилась:

– С ребенком мы справимся.

– Котенок, я не хочу уходить! Ни за что! Я хочу жить с Папой!

Что тут поделаешь?

Такие ситуации встречаются на каждом шагу, когда ты становишься достаточно взрослым, чтобы их понимать. Во Владычестве странными, нелепыми отношениями зачастую хвалились. Но в семье Сеньяк – никогда.

Бетдек впитала эту мысль, раздавила ее и глубоко закопала. Она напомнила себе, что это был не привычный для Владычества инцест. Это была некрофилия, а таким даже во Владычестве не промышляли.

Ей снова пришла в голову шутка. Это была некрофилия по обоюдному согласию, и мертвая сторона была в ней активнее живой.

24. Наши дни: В поисках утраченного сокровища

Дохломух и Тидэс Эльба вернулись через шесть дней. С ними и две старшие девочки из Хонно. Обеих «переобучили» в охотниц, чтобы выследить их оставшихся «дикими» сестер.

Несмотря на то что сильнейшие пленницы покинули лагерь, коллективный разум все равно оставался силен. Находясь под его влиянием, Взятая бледнела и дрожала. Мне стало интересно, что придумают на западе, когда девочки заполонят всю Башню.

Взятая пообещала:

– Когда отвезем следующую группу, станет легче. Оставшиеся не смогут держать нас под куполом.

Большинство из тех, кто останется, еще не достигли зрелости.

Мы так и не решили, что делать с двенадцатью, которые находились в лесу. А ведь с прибытием охотниц наверняка будет поймано еще больше.

Когда вторая партия отправилась на запад, девочки из Хонно начали вынюхивать оставшихся на свободе сестер. Честно говоря, мы ожидали большего. Прежде чем указать местонахождение свободной Тидэс Эльбы, охотницы должны были оказаться хотя бы в пяти милях от нее. Вдобавок обе они не любили ездить верхом, а это был единственный доступный нам способ быстрого перемещения.

Вернувшись, Взятая почти ничего не привезла – только девочек и четверть тонны канцелярских принадлежностей, которые мгновенно заграбастал штаб. Нам с детьми даже весточки не прислали. Кем бы ни были Баку и Шин, в первую очередь они все равно дети.

Я тоже расстроился. Озорной Дождь сама сирота. Должна бы понимать, чем чреват недостаток внимания.

В моей голове творилось нечто необъяснимое. Я больше не был тем старым Костоправом, который так полюбился Взятой в ее первое прибытие. Мне приходилось отчаянно напрягать мозги, чтобы вспомнить, какой была Озорной Дождь, чьего возвращения я так желал. Кажется, у нее были черные волосы? И какие-то татуировки…

Я сомневался во всем, но тем не менее мечтал снова ее увидеть.

На меня взвалили медосмотр новобранцев – их после штурма Хонно появилось тридцать четыре, – но я находил время поработать над Анналами, ненавистными книгами, которые помнили все без исключения. То, что я записал, забыть невозможно. Мои последние записи были особенно подробными, по той причине, что на гарнизонной службе у меня больше свободного времени. Ничего неожиданного я там не вычитал, но поразился, как быстро из моей памяти выветрилось столько сведений.

Объяснений этой внезапной беспамятности я не находил. Я же не настолько стар, чтобы забывать подробности собственной жизни.

Однако выяснилось, что в этой беде я далеко не одинок. Я расспрашивал окружающих, но только Сана помнила все. Ее пересказы были удивительно подробны. Она не понимала, как остальные могли забыть то, чему сами были свидетелями.

– То есть Сана помнит то, чего не помнят другие твои служанки? – поинтересовался Старик.