Портфолио в багровых тонах

В полупустом вагоне электрички Марина смотрела в окно с равнодушием человека, которому все в этом мире набило оскомину. В ее руках замерли спицы, вязание сползло с колен, касаясь грязного пола. Она поднялась чуть свет и с тяжелой головой. Не выспалась. Давно поднимается после сна уставшей, измученной и как результат — раздраженной. Рановато ее начала мучить бессонница, признак надвигающейся старости. Другие в сорок три спят как сурки, скачут как лошади на ипподроме, а Марина и в душе, и физически чувствовала себя старухой. К тому же она упрямая старуха, не смирившаяся с разочарованиями, потому нервы ни к черту, что осложняет и без того нерадостную жизнь. Однажды, оглянувшись по сторонам, она заметила, что друзья куда-то подевались, никого нет рядом. А Марина вовсе не отрицательный персонаж из бездарного фильма, но многие считают ее психопаткой, чуть ли не монстром. Просто сломался некий винтик, державший внутреннюю систему, вот и заносит ее почем зря. Умом она понимает свой главный недостаток, но приступы агрессии накатывают все чаще, и чем отчетливей Марина слышит себя, тем неистовей становится, «стоп» сказать себе почему-то не в состоянии. Ну, пьет таблетки… они мало помогают. Да и что может помочь в таких обстоятельствах? Вложить в дочь всю душу, деньги, ум, время, мечты, отказывать себе во всем, жертвовать собой… и в результате получить аморфное существо, безынициативное, не имеющее цели, ничего не умеющее! Марина скрипнула зубами, бросив шепотом воображаемой дочери:

— Гадина. Я все для тебя, все! А ты, дрянь, не захотела прийти на готовенькое. Тебя убить мало!

Она сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони, от боли в глазах потемнело. А может, это нахлынули слезы обиды, которые всегда заслоняют свет? Марина чуть не проехала остановку, но вовремя подскочила, схватила сумку и… едва не упала, запутавшись в вязании на полу. Подхватив работу, она побежала к выходу, теряя по дороге спицы, но уже не возвращаясь за ними, ведь электрички долго не стоят. Нюанс: вяжет она для дочери модную вещицу, чтобы пополнить гардероб этой тупицы, чтобы Ася выглядела на все сто, а взамен что? Одна неблагодарность и свинство.

Идя через лес, Марина готовилась к роли беззаботной, веселой, сладкой-пресладкой пустышки, у которой мозгов — как у воробья, следовательно, она не понимает, что толкает дочь в постель волосатого хряка (у него спина, руки, грудь волосатые). Марину саму от него воротит, да ведь в этой жизни чем-то приходится жертвовать, правда, на жертвенный алтарь должна лечь Ася. Ко всем неприятностям погода портилась, а Марина не захватила зонт — невезение просто преследует ее с маниакальной настойчивостью даже в мелочах.

Только подумала о невезении, а оно тут как тут: у ворот заметила две полицейские машины. Понятное дело, эти граждане не в гости нагрянули к хозяину, когда органы приезжают на двух машинах, пахнет преступлениями. Марина невольно замедлила шаг, подумывая развернуться на сто восемьдесят градусов… Поздно. Ее заметил полицейский и двинулся навстречу со строгим лицом исполнителя закона. Ей осталось выставить психологический щит: Марина напустила на себя интеллигентную недоступность, иногда это помогало установить дистанцию, мол, смотри, ничтожество, кто ты и кто я.

— Вы к Джагупову? — ледяным тоном спросил полицейский.

Ни тебе «здрасьте», ни тебе «позвольте представиться»! Марина терпеть не могла фамильярностей, обычно она учит хамов вежливости, но сейчас из осторожности сдержалась, ответив холодно:

— Разумеется, к нему. А что?

— Вы ему кто?

— Знакомая. Это запрещено?

— Пройдемте в дом.

Он указал на распахнутую настежь железную дверь в ограде, украшенную кованым растительным орнаментом и напоминающую вход в склеп. Как у человека нервного, душа Марины затрепетала в паническом экстазе, предчувствуя тот самый подлый случай, который ломает тщательно выстроенные планы.

Следователь Иван Николаевич Гранин приехал минут пять назад и, идя к трупу, задержался в одной из комнат неясного предназначения, расположенной после прихожей. Гранин не стар, но уже и не молод. Сороковой год — это как черта подведения итогов: сзади — ударный труд и сплошные надежды, впереди — ударный труд и никаких надежд. Он не низок и не высок, не красавец и не урод, не худой и не… в общем, обычный. За годы работы следователем Гранин выработал несколько железных правил: много не болтать, не спешить, никому не верить (даже если увидишь нимб над головой) и ничему не удивляться. Это хорошие правила, помогают хотя бы реже бывать в шкуре дурака.

Не без интереса он рассматривал дворцовый интерьер, стараясь угадать по жилищу, каков хозяин. Аляповатая и избыточная роскошь тоже стиль, выдает, например, такую тривиальную черту, как тщеславие, а уж эта черта обладает широким спектром причин, ведущих к гробовой доске.

— Кто обнаружил труп? — спросил он оперативника Кашина.

— Домработница, — ответил тот. — Сюда, пожалуйста…

Но вошел другой молодой оперативник (собственно, старых оперов не бывает, эта работа любит молодых и быстрых) с Мариной: