Портной из Панамы

— Послушай, Гарри, и все равно я не понимаю, какое отношение имеет твой или мой патриотизм к приглашению мистера Оснарда на сугубо семейное мероприятие. Тем более что во время этой загородной прогулки мы собираемся отпраздновать день рождения Ханны. И тем более что все мы последнее время замечаем, что у тебя находится все меньше и меньше времени для семьи.

Тут он низко опустил голову и взмолился, как старый нищий на паперти:

— Брейтвейт шил костюмы для отца Энди, Лу. Я просто обязан продолжить его дело.

На день рождения Ханне хотелось поехать на рисовую ферму. И Луизе — тоже, правда, по совсем иным причинам. Бедняжка никак не могла понять, почему в последнее время рисовая ферма напрочь исчезла из разговорного репертуара Гарри. В худшие моменты она подозревала, что муж поселил там женщину — этот сальный тип, Анхель, настоящий сводник, приведет кого угодно. Но когда она предложила поехать на ферму, Гарри самым высокопарным слогом принялся объяснять, что там затеваются большие перемены, а потому лучше оставить все адвокатам и подождать, пока они не утрясут все вопросы.

И вот вместо фермы они поехали на машине в «Энитайм».[18] Так назывался дом без стен, примостившийся, как деревянная эстрада для оркестра, на крохотном круглом островке шестидесяти ярдов в поперечнике, в огромной затопленной водой долине под названием озеро Гатун, в двадцати милях от побережья Атлантического океана. Там, где, собственно, и начинался канал, что было отмечено неровной линией парных разноцветных буйков, исчезающих в туманной дымке. Островок находился в западной части озера, у самого его края, среди затопленных, дымящихся испарениями джунглей, бухточек, выходов и входов в мангровые заросли и болота и других островков, самым большим из которых был Барро Колорадо, а самым незначительным — «Энитайм», названный так детьми Пенделя в честь их любимого мармелада. Некогда отец Луизы снимал его в аренду за чисто символическую плату — несколько долларов в год, теперь же островок с недостроенным домом перешел в полную ее собственность.

Канал проходил слева, над ним постоянно клубился туман, и все вокруг было пропитано испарениями. Сквозь туманную дымку выныривали пеликаны, в машине пахло дизельным топливом для кораблей, и ничто в мире не менялось и не изменится никогда, аминь. Те же лодки, что проплывали здесь, когда Луиза была в возрасте Ханны, проплывали и теперь, те же черные фигуры стояли, опершись потными локтями о железные перила, те же отсыревшие флаги вяло свисали с мачт, и никто в мире не знал, что они означают — так любил шутить ее отец, — за исключением одного старого слепого пирата из Портобело. Пендель, которому, как ни странно, было явно не по себе в присутствии Оснарда, вел внедорожник в полном молчании. Луиза сидела рядом с мужем, на чем настоял Оснард, клянясь и божась, что на заднем сиденье ему всегда удобнее.

Мистер Оснард, сонно твердила она про себя. Минимум лет на десять моложе меня, однако я никогда не смогу называть его просто Энди. Она забыла, а скорее всего, не знала вовсе, каким обезоруживающе вежливым может быть английский джентльмен при определенном старании с его стороны. Юмор в сочетании с вежливостью, мать предупреждала ее — такие мужчины особенно опасны. «И еще он очень хороший слушатель», — подумала Луиза, откинув голову на подушку сиденья и с улыбкой внимая веселой болтовне Ханны. Девочка рассказывала о местах, мимо которых они проезжали, таким тоном, точно они принадлежали исключительно ей. А Марк позволял сестре все, ведь сегодня у нее день рождения. И еще, наверное, потому, что был, так же, как Ханна, совершенно очарован их гостем.

Впереди показался один из старых маяков.

— Интересно, какой это дурак придумал раскрасить маяк с одной стороны в черное, а с другой — в белое? — спросил мистер Оснард, слушавший бесконечное повествование Ханны о чудовищной прожорливости крокодилов.

— Ханна, будь повежливее с мистером Оснардом, — заметила Луиза, когда Ханна, громко расхохотавшись, обозвала Оснарда противным.

— Расскажи ей о старине Брейтвейте, Энди, — сказал Гарри. — О своих детских воспоминаниях о нем. Ей это понравится.

«Он хочет, чтоб этот человек предстал перед нами в самом выгодном свете, — подумала Луиза. — Но зачем, с какой целью?»