Портрет

— Нет, я не прошу вас отказаться от своей мечты, — торопливо заговорила я, — но, может быть, вы придумаете другой способ его оживить?

— Я уже говорил тебе, — старик начал злиться. Это было заметно по дрожащим побелевшим губам, — у меня нет пятисот лет. Моя болезнь прогрессирует. Я хочу увидеть своего брата до своей смерти.

Что-то подобное я и предполагала. У Моро был вид явно нездорового человека. Я пока не разбиралась в человеческих недугах, но думаю, если бы дело было в деньгах, то Моро бы не готовился к похоронам. Значит, болезнь неизлечима.

Я молча рассматривала картину. Мир лишился еще одного талантливого человека. Жорж выглядел, как живой. Неизвестный художник мастерски изобразил одинокого испуганного ребенка, сжимающего в руке, вероятно, его единственную игрушку — грязно-белого, безногого медвежонка. Он даже оставил ему его потрепанную рваную одежду, стараясь сделать образ полным.

— Ты видишь нас? — ласково произнесла я, подходя ближе к картине, касаясь рамы. — Не бойся. Тебя зовут Жорж и тебе пять лет. Ты красивый смышленый мальчик. Мы любим тебя. Мы всегда будем заботится о тебе, приходить в гости, чтобы ты не чувствовал себя одиноким.

Я говорила и говорила. Именно те слова, которые я хотела бы услышать, будучи сама запертой внутри. Смогу ли я достучаться до маленькой новорожденной души, запертой в рамке? Позади тяжело сопел Моро, но не прерывал меня.

— Можно вам дать несколько советов? — я обернулась к старику.

— Ну-ну. Послушаю, — на мгновенье мне стало его жаль. Он сам никогда не знал любви и не умел выражать свои чувства.

— Когда я была картиной, я лучше себя чувствовала в красивых помещениях. Мне нравилось, когда было можно смотреть в окошко, видеть мир, людей. Если вы будете кормить его только одними отрицательными эмоциями — болью, смертью, страданиями — он не оживет. А если и оживет… — Я запнулась. — Страшно подумать, кем он станет… — тихо, почти шепотом добавила я.

— Ожить мне помогли именно положительные эмоции. Я становилась сильнее, когда в меня влюблялись, восхищались мной, желали меня.

— Давай ты не будешь меня учить, — рявкнул раздраженно старик. — Ты точно не знаешь, что оживило тебя. Смерть или любовь. И того, и другого было немало. Я буду действовать по-своему. Но если хочешь…

Моро резко замолчал и уставился на картину. О чем он думал, что происходило в его голове? Иногда мне казалось, что я понимаю его, а иногда… Он так далеко ушел по своей дороге безумия, что вряд ли станет когда-нибудь нормальным.

— Если хочешь, — опять повторил он, — можешь приходить сюда и использовать свои методы.

Казалось, он был смущен. Что стоило этому жестокому и грозному старику попросить моей помощи? Наверное, он действительно в отчаянии. Действительно хочет оживить брата больше всего на свете.

— Вы скажете охранникам, что я могу посещать эту комнату? — я не верила, что так легко получила разрешение.

— Да, скажу. А сейчас закодирую замок, чтобы ты смогла открыть его отпечатком пальца.

Я развернулась к выходу.

— И еще одно…

Сердце пропустило удар. Рука так и осталась протянутой к ручке двери.

— Ты вчера общалась с Олдриджем…

Я, наверное, сильно глупа, если подумала, что он может забыть такое незначительное событие. Моро ничего не забывает. Какая бы болезнь не донимала мужчину, его память она не поразила.

— Я не виновата. Он заговорил первым, — что еще я могла сказать?

— Знаю… — ответил Моро, подходя ближе, — а еще знаю, что каждый день он караулит тебя на выходе из Эскрибы и ищет встреч.

Я наигранно фыркнула и пожала плечами.

— Ну и что?

— Я тебя предупреждал, что пока ты живешь со мной, ты моя женщина. Пусть мы не спим вместе, мой статус не должен пострадать. Ты не знаешь, но в наших кругах, — он особенно выделил слово «наших», и я перевела его, как бандитских, — это очень важно. Если кто-нибудь заподозрит…

Я сглотнула. В горле вдруг пересохло.

— Тобой многие интересовались. Я получил достаточно неплохие предложения на твой счет. Мне отдавали несколько провинций. Был бы я моложе, согласился бы, не раздумывая. Что такое женщина, пусть даже безумно красивая, против огромных денег?

Он замолчал, словно давая понять, от чего отказался ради меня. Я почему-то не прониклась.

— Так же они спрашивали, почему я позволяю тебе работать. Я ответил, чтобы все видели твою красоту и завидовали…

Моро немного помолчал. Я что, предмет для торга? Может быть, стоит рассказать ему о том, что картина держит меня? Надавить на жалость? Поможет ли?

— Так вот… — старик провел пальцем по моей руке, обхватил ладонью плечо. Мне показалось, что его рука весит никак не меньше тонны. — Мне плевать, будешь ты работать или нет. Плевать, станешь жить как пленница в моем доме или красоваться перед телекамерами и обедать с друзьями. Но не плевать, если пойдут слухи и том, что ты встречаешься с другим мужчиной.

— Я не встречаюсь… — начала я, но тут в голову пришла дельная мыль, — а то, что Лоран донимает меня, вас не тревожит? Он тоже был на показе, и я с ним так же разговаривала.