Портрет без сходства. Владимир Набоков в письмах и дневниках современников

Спасибо за «Лолиту»: она пришла в наш дом погостить. Пока я встретил только три непонятных слова, и поскольку я не могу вспомнить, что они значат, мне придется кое-как довести дело до конца без них. <…>

Я уже сталкивался с г-ном Набоковым прежде. У меня есть его замечательное исследование, озаглавленное «Гоголь». Я написал «озаглавленное», потому что это блестящее исследование самого Набокова, и я точно не знаю, где там остался Гоголь. Далеко не в каждом фрагменте, доступном моему разумению. Гоголь стал одним из самых старых и дорогих моему сердцу друзей. Мне не было и четырнадцати, когда я открыл для себя «Мертвые души», и двенадцати, когда я прочел «Тараса Бульбу». Это было вхождение во вселенную. <…> Гоголь воздействует на меня, словно веселящий газ, даже когда я лишь предвкушаю чтение. Стоит мне только подумать о названии рассказа «Иван Федорович Шпонька и его тетушка», как я покатываюсь со смеху. <…>

Набоков не слишком высокого мнения о «Шпоньке и его тетушке», а именно: он утверждает, что Гоголь не был писателем-реалистом. Так что «Мертвые души», «Ревизор» и проч. – не изображение России, а преломление гоголевского гения. <…> Нечто подобное говорится о Шекспире: мол, он просто сочинял кровавые мелодрамы в соответствии с хорошо известными образцами эпохи, и мы просто вычитываем нужное нам из его пьес, полагая, что он сознательно написал четыре или пять величайших трагедий, известных человечеству. Тем не менее многие продолжают думать именно так. И тысячи из нас, сквозь слезы смеющихся над собой и в сладком отчаянии заламывающих руки над «Мертвыми душами» и «Ревизором», видят и будут видеть в них именно жизнь старой России. Русский дух. Подозреваю, что у Набокова имеются основания придерживаться противоположного мнения. Он – независимый ум, возвышающийся над царями и комиссарами и с этой выигрышной позиции воспринимающий их как злобных глупцов. Это выгодная позиция для человека, который с легким пренебрежением потерял почву под ногами, но обрел небеса, открытые его исключительному интеллекту лишь в одной области – области Искусства. Он превосходный художник. Но, по сути, он говорит: «Ничего нет». Безумцем покажется тот, кто в наши дни решится возразить ему. Истинное искусство обычно немного опережает реальность; его – распадается еще до распада. <…> Я написал, что Набоков говорит: «Ничего нет». В глубине души я противлюсь этому и придерживаюсь другой точки зрения, которую Набоков, да и не только он, может презрительно высмеять. Я стою за то, о чем несколько лет тому назад, защищая Пастернака, писал Эренбург: «Если всю землю покроют асфальтом, когда-нибудь в нем появится трещина и сквозь нее прорастет трава». Это навсегда отделяет меня от Набоковых. <…>

Уиттакер Чамберс

Глеб Струве – Владимиру Маркову, 20 сентября 1958

<…> А насчет «Лолиты» я очень все-таки подозреваю, что Набоков бил на скандал и успех скандала – сегодня в НРС [«Новом русском слове»] прочел, что он продал за 150 000 долларов плюс 15% чистой прибыли кинематографические права. А по свежим следам успеха «Лолиты» вышел в другом издательстве сборник новых рассказов (вероятно, написанных по-английски, некоторые были, кажется, напечатаны в «Нью-Йоркер») под названием «Nabokov’s Dozen»58

. <…>

Прочтите в Nation от 30/VIII отзыв (отрицательный) о «Лолите» – я согласен почти с каждым словом в нем.

Владимир Марков – Глебу Струве, 24 сентября 1958

<…> В Nation тоже прочел о Lolita. Пожалуй, верно. У Набокова многое строится на practical joke59, на скрытом издевательстве над читателем, но это расчет опасный, в конечном счете в дураках остается автор. Для меня смерть Иванова и обогащение Набокова полны смысла, и мне начинает казаться, что этот роман просто дрянь и такой судьбы заслуживает (я ведь не смог дочитать его в свое время). <…>

Джон Гилгуд – Полу Онси, 28 сентября 1958

<…> Я вышлю тебе «Лолиту» вместе с Джоном Перри – он уезжает восьмого числа. Что за книга, право! Можешь думать, что нисколько не интересуешься двенадцатилетними девочками, но уверяю тебя – ты изменишь свое мнение. Первые три четверти книги – это нечто! Почти так же хорошо, как у Жене. <…>

Джон Гилгуд

Эдмунд Уилсон – Роману Гринбергу, 1 ноября 1958

<…> Владимир ведет себя весьма неприлично по отношению к Пастернаку. Я за последнее время трижды говорил с ним об этом по телефону, но он только и знает, что твердит, какой ужасный этот «Живаго». Он хочет считаться единственным современным русским прозаиком. Меня забавляет, что «Живаго» стоит прямо за «Лолитой» в списке бестселлеров; интересно, сможет ли Пастернак, как говорят на скачках, все-таки обскакать ее <…>.

(Пер. О. Кириченко)

Георгий Адамович – Ирине Одоевцевой, 8 ноября 1958