Портрет художника в щенячестве

– Нет, – сказал молодой человек. – Он был высокий, с длинными волосами и с бородой.

– Ты что, его видел?

– Меня тогда еще на свете не было.

– А дедушка видел. Он был горбатый.

– Алфред Теннисон – да никогда!

– Лорд Алфред Теннисон. Маленький и горбатый.

– Ну, это другой какой-то был Теннисон.

– Это у тебя другой. А тот был знаменитый поэт и горбатый.[29]

Лу на их чудесном ложе, ожидая только его, из всех мужчин – красивых, уродов, юных, старых, из больших городов и тесных уголков, обреченных погибели, – опустила голову, послала ему воздушный поцелуй и забыла руку в ручье света на одеяле. Он, только он видел эту совершенно прозрачную руку, пальцы, ладонь в световых прожилках.

– А вы у мистера О'Брайена поинтересуйтесь, какой был этот лорд Теннисон, – сказала миссис Франклин. – Вот вы нам скажите, мистер О'Брайен: горбатый он был или же нет?

Никто, кроме молодого человека, ради которого она сейчас жила, которого ждала, не замечал легких любовных жестов Лу. Она приложила свою просвеченную руку к левой груди. Приложила палец к губам.

– Это как посмотреть, – сказал мистер О'Брайен.

Молодой человек снова сощурил один глаз, потому что кровать накренилась, как корабль. Тошнотворный, горячий шторм, взвихренный сигаретой, расколыхал комод и буфет. Вовремя сощурив глаз, он умерил качку, но оставалось глотнуть свежего воздуха. Шатаясь, как на палубе, он дошел до двери.

– Уединение – на втором этаже в конце коридора, – сказал мистер О'Брайен.

На пороге он обернулся к Лу и улыбнулся такой улыбкой, чтоб всей компании стала очевидна его любовь, и Лу под завистливым надзором мистера О'Брайена тоже улыбнулась и сказала:

– Ты только недолго, да, Джек? Смотри. Только недолго.

Теперь все они знали. За один вечер взошла любовь.

– Я мигом, моя радость, – сказал он. – Я сейчас.

Дверь закрылась за ним. Он уперся в стену коридора. Чиркнул спичкой. Их три осталось. Вниз, цепляясь за липкие, тряские перила, качаясь на шатких ступенях, больно ударив ногу о ведро, мимо тайных шумов за дверями, пробираясь, спотыкаясь, чертыхаясь, он вдруг услышал, как щемящий голос Лу его торопит, зовет, говорит с ним так жарко, так безоглядно, что, несмотря на тьму, и спешку, и боль, он, ошеломленный, остановился как вкопанный. Здесь, на гниющих ступенях, в нищем доме, она обрушила на него страшащий поток нежных слов. В уши ему из ее уст горячей лавой лилось: «Скорей, скорей! Нельзя терять ни минуты. Милый, любимый, счастье мое, беги ко мне, спеши, свистни, отвори дверь, кликни меня, уложи меня. Мистер О'Брайен ко мне пристает».

Он вбежал в темную пещеру. Сквозняк задул свечу. Он ввалился в комнату, где черной грудой на полу шептались какие-то двое, и в ужасе кинулся вон. Помочился в глухом конце коридора, бросился обратно, к комнате Лу, оказался в конце концов на немом участке лестницы на самой верхотуре. Протянул руку – перила сломались, можно было сверзнуться, лететь беспрепятственно до самого низу гулкой, узкой шахтой, и эхо, вторя его воплю, повыманило бы из щелей спящие семейства и шепчущихся, перепуганных, бессонных полуночников. Он заплутал под самой крышей, он ощупывал сырые стены и вот нашарил дверь. Нашел ручку, рванул от души, но она осталась у него в руке. Нет, Лу вела же его по более длинному коридору. Он вспомнил, сколько было дверей: с каждой стороны по три. По лестнице с оборванными перилами он сбежал этажом ниже, повел рукой по стене. Сосчитал: три двери. Открыл третью, шагнул во тьму, нашарил слева выключатель. Во вспышке увидел: кровать, комод без ручек, буфет, газовая горелка, умывальник в углу. Ни бутылок. Ни стаканов. Ни фотографии Лу. На кровати гладкое красное одеяло. Он не помнил, какого цвета было одеяло у Лу.

Не погасив света, он открыл вторую дверь, незнакомый голос сонно окликнул: «Кто тут? Том? Ты? Зажги свет». Он увидел полоску под следующей дверью, остановился, прислушался. Женщина из второй комнаты еще кричала.

– Лу, где ты? – крикнул он. – Ответь! Ответь!

– Какая тебе еще Лу? Никакой тут нету Лу, – сказал мужской голос из темно зияющей первой двери у начала коридора.

Он сбежал еще этажом ниже, нащупал расцарапанной рукой четыре двери. Одна открылась, высунулась голова женщины в ночной рубашке. Пониже – голова девочки.

– Где тут живет Лу? Вы не знаете, где живет Лу?

Женщина и девочка смотрели на него молча.

– Лу! Лу! Ее зовут Лу! – слышал он собственный крик. – Она тут живет, в этом доме! Вы не знаете, где она живет?

Женщина схватила девочку за волосы, втащила в комнату. Он не отпускал дверь. Женщина высунула руку, швырнула ему связку ключей. Дверь захлопнулась.

Молоденькая, в шали, с младенцем, стала на пороге в двери напротив и схватила его за рукав, когда он пробегал:

– Какая Лу? Ты мне ребенка разбудил.

– Я не знаю фамилию. Она с миссис Франклин и мистером О'Брайеном.

– Ты мне ребенка разбудил.

– А ты бы вошел, в постели поискал, – сказал мужчина из тьмы за спиной у молоденькой.

– Он мне ребенка разбудил.