– Ага, стало быть, он не только пиар-директором работал, а в основном жену ублажал, – проговорила Надежда. – А когда Медея зверски разбогатела, то решила, что он ей не нужен, она себе и получше найти сможет, с такими-то деньгами. Ну, а Весник был в курсе, что медальон Костя купил, вот и решил его отыскать у наследниц. На два фронта, подлец, работал, да как ловко-то он вас окрутил, видно, талант у мужика по этой части. Но уж больно стимул у него был хороший – узнал небось, сколько денег вдова за медальон отхватила, думал, что, когда медальон получит, тоже продаст его за большие деньги.
– Но ничего у него не вышло, – добавила Лида, – потому что медальона нет нигде.
– Да о чем вы говорите?! – крикнула Даша. – Какой еще медальон?
Не отвечая, Надежда вчитывалась в сообщение на сайте.
– Не принесли ей счастья те деньги, – пробормотала Надежда.
– Так и должно было быть, – сказала Лида, читая через ее плечо, – это проклятие медальона…
– А, идите вы все! – разозлилась Даша. – Говорят загадками, ничего не объясняют, голова от вас болит!
Она вышла из комнаты и вдруг увидела валявшегося на тумбочке одноглазого плюшевого медведя.
– Мама, откуда тут Федя?
– А он на даче был, мы с Надей ездили, вот, нашли его там и привезли…
– Надо же, – Даша, смеясь, прижала медведя к груди, – а я думала, он пропал совсем. А оказывается, мы его на даче забыли. Я еще месяц ночами плакала – как же я без Феди буду… Ой, старый совсем стал, трухлявый!
Она выронила медведя. Надежда подняла его и внимательно осмотрела. Потому что мысль, которая бродила в голове, наконец обрела четкие формы.
Если допустить, что Константин ездил на дачу – а так оно и было, ведь Надежда видела отпечаток ботинка и след машины, – то напрашивался вопрос: зачем? Чтобы спрятать медальон, потому что Константин знал: держать его при себе очень опасно. И, как оказалось, был прав.
А где на даче он мог спрятать медальон? Никаких тайников в этой развалюхе и быть не могло. Поэтому он спрятал медальон там, где точно знал, что его найдут. Во всяком случае, Леденцов был уверен, что медведя не бросят, прихватят с собой. Так и оказалось. Лида взяла с собой единственное, что ей было дорого, потому что Дашка в детстве без этого медведя жить не могла.
Да, очевидно, покойный Константин хорошо знал свою жену.
Надежда перевернула медведя попой кверху и осторожно поскребла ногтем шов.
– Лида, у тебя есть маникюрные ножницы?
– Разумеется. – Лида выдвинула ящик комода и протянула Надежде маленькие ножницы. Та осторожно подпорола шов, встряхнула медведя… и на ладонь ей выпал золотой овальный медальон. На его крышке была изящно выписанная монограмма – переплетающиеся латинские буквы «E» и «B».
Лида ахнула. Надежда осторожно нажала на выступающий сбоку замочек, и крышка медальона откинулась. Из тускло блестящего овала на Надежду смотрело женское лицо, обрамленное темными волосами. Лицо, в котором красота и жестокость были соединены в страшный, нерасторжимый сплав.
– Что это? – удивленно проговорила Даша. – Кто это?
Надежда и Лида заговорили разом.
– Это – наша семейная реликвия, – ответила дочери Лида, – этот медальон мне передала моя бабушка… она велела мне хранить его как зеницу ока… И никому не отдавать, не дарить и не продавать, даже если наступит самый черный день.
– Это – венгерская графиня Елизавета Батори, – в один голос с ней проговорила Надежда, – страшная женщина… серийная убийца, прозванная Кровавой графиней… она замучила до смерти несколько сот молодых девушек…
– Что?! – Даша в растерянности вертела головой, переводя взгляд с матери на Надежду и обратно. – Ничего не понимаю! Какая графиня? Какая убийца? Какая бабушка?
– Моя бабушка, а твоя, соответственно, прабабушка, – повторила Лида. – Она велела мне хранить этот медальон и передать своей внучке, то есть твоей дочери… Она сказала, что в медальоне портрет нашей очень дальней родственницы, только я не знала тогда, что это – Кровавая графиня. Бабушка взяла с меня клятву, что я никому не скажу про медальон. А я вот нарушила, проболталась твоему отцу. Он его продал пять лет назад, чтобы бизнес расширить. Но все равно у него ничего не вышло – бабушкины слова были верными. Нужно было молчать и сказать о нем только своей внучке, твоей дочери.
– Какой внучке? Какой дочери? – переспросила Даша. – У меня нет дочери! Я и замуж-то не собираюсь!