Портрет покорителя

Господин Ландыш считал нужным всё время находиться рядом с Эмилем, наивно, но безапелляционно полагая, что своей болтовнёй и косметическими изысками скрашивает «несчастному бедняжке» времяпровождение. Землянину, «дорвавшемуся» до библиотеки и теперь изучающему стотомник Кодекса Уклада и Законов Республики Трех Сестер, изрядно темный для понимания в лингвистическом смысле, да еще и доступный только на неудобнейщем носителе в виде увесистых пыльных фолиантов из пожелтевшего от неисчислимого времени пластика, господин Ландыш уже так сильно надоел, что, право, лучше бы сидеть в тесной одиночке под арестом с книгами и парашей, чем с утра до вечера поддерживать пустой треп о шмотках, драгоценностях и детских шалостях обожаемой Азарочки, сопровождаемый убийственными по длительности и вынужденному бездействию процедурами пилинга, освежающих масок и обертываний, а также солярия, крио-массажа, ароматерапии и тому подобной украшающей и расслабляющей чепухи. Эмиль рад был бы лучше заняться гимнастикой и силовыми упражнениями, но при господине Ландыше как-то опасался выполнять даже самые простенькие элементы, из разговора выяснив, что тот ко всем этим «чисто женским» занятиям относится очень отрицательно, считая их в высшей степени не эстетичными и вредными для мужского здоровья и особенно ума. Вынужденный сохранять в глазах господина Ландыша и Азары «благопристойность, подобающую настоящему мужчине» Эмиль занимался всем этим «вредом» только по ночам или в их отсутствие, случающееся крайне редко, и если учесть, что и Кодекс он изучал практически тоже только ночью, то на сон у него оставалось совсем мало времени. Усталость, преодолеваемая почти неделю, постепенно накапливалась, хотя физическое здоровье успешно восстанавливалось после ночных, но сейчас таких необходимых для организма тренировок. Тем временем господин Ландыш, наблюдая по утрам красноватые глаза землянина, терялся в догадках, относительно причины «терзающего бедненького мальчика недуга».

– Скорее всего, он плачет по ночам, – высказывал свои догадки господин Ландыш Азаре, являющейся к отцу с такими же красными от недосыпания из-за любовных мучений глазами: – Наверное, он опасается, что его вернут законной жене, а может быть просто боится спать один.

Влюбленность Азары для Эмиля была тоже не подарок судьбы. Девушка могла часами петь «серенады», стихотворно умоляя выйти на балкончик или хотя бы показаться из-за шторы, и когда Эмиль, наконец, выглядывал в окно, она тут же начинала закидывать его цветами. А при встречах на мужской половине, правда (слава Богу!) не очень длительных, она доводила землянина, итак уже утомлённого Ландышем, бесконечными признаниями в любви и описаниями их последующей счастливой семейной жизни. Эмилю приходилось выслушивать этот поток, исходящий из уст не в меру развитой физически и совершенно не искушенной в делах страсти девчонки – запоздалого подростка с томно-одобряющей улыбкой и скромно опущенными глазами, и отвечать через фразу что-то вроде: «Ах! Я очень боюсь. Я хотел бы повременить с ответом. Я не уверен в своих чувствах». И так далее и тому подобное. Может быть он бы и вообще постарался избавиться от этих бесед или хотя бы свести их к минимуму, «пугаясь» пылкости поклонницы или «устрашаясь гнева законной жены», но из этих разговоров он по крохам извлекал нужную для понимания ситуации информацию, которую ему не мог предоставить господин Ландыш, живущий в четырех стенах своей резиденции только своими «мужскими» мелочами и не допускаемый в серьезные «женские» сферы общественной жизни.

Свидание было назначено на послеобеденное время. Эмиль, закутанный в плащ поверх комби и в саре, закрывающем лицо, прошел в беседку в саду, сопровождаемый господином Ландышем и двумя слугами мужского пола. Проводив его до означенного места, мужчины удалились.

Сад был очень густой, состоящий из тропической растительности, а беседка вся заплетена белой розой и каким-то темно зеленым вьюном с огромными перистыми листьями. Внутри, в прохладном круге, стояли два плетеных стула, и Эмиль занял один из них. Через пару минут послышались шаги, и в беседке появилась Карина в парадном кителе со всеми подобающими к нему «регалиями», но без видимых признаков оружия. С ней была Азара, которая первая вошла в беседку и громко сказала, обращаясь к Эмилю:

– Не бойся ее, я не дам тебя в обиду. Оружия при ней нет, мы тщательно ее обыскали. Стоит тебе только позвать, и я приду на помощь, и тогда она поплатится за плохое с тобой обращение. Я буду рядом всю вашу беседу.

Услышав эту тираду, Карина прыснула со смеху:

– Он никогда ничего и никого не боялся, мой красавчик. И постоять за себя он тоже умеет, не сомневайся, и руками и всем остальным, – сказала она насмешливо, сделав недвусмысленный неприличный жест пальцами. – Не мешай нам, у нас будет сейчас семейный совет.

Азара, сдерживая гнев, кивнула и вышла из беседки. Эмиль в душе порадовался, что она не вступила в перепалку.