Портрет с пулей в челюсти и другие истории

– Я был в ресторане. Гебитскомиссар устроил ужин для эсэсовцев, участвовавших в Aktion… Рядом с ним сидел этот большой, толстый… Я слышал, что он говорил… Он говорил, что они ездят так из города в город… Местные власти все подготавливают: грузовики, оцепление, ров, а они ездят и убивают… Говорил, что сам до сих пор убил тридцать тысяч евреев… Говорил, что за это его повысили, он теперь командир… Ты меня слушаешь?

– Слушаю, – сказал Аксель фон дем Б. – Иди спать.

Чиновник ушел. Аксель фон дем Б. услышал, как скрипят под ногами старые деревянные ступеньки.

Через час ступеньки опять заскрипели, и чиновник постучался в дверь.

– Извини, что мешаю, но я произвел кое-какие арифметические расчеты. Если их восемь и если каждый убьет тридцать тысяч человек, то они могут – за сколько? – за три месяца? за четыре? – они могут убить МИЛЛИОН. Ты меня слушаешь?

– Иди спать, – сказал Аксель фон дем Б.

В ноябре гебитскомиссар опять устроил ужин, на этот раз по случаю Дня всех святых[28]. Он пригласил Эрнста Уча, но командир полка под каким-то предлогом отговорился и послал вместо себя Акселя фон дем Б.

Аксель фон дем Б. сидел рядом с женщиной, чей муж занимался сельским хозяйством на Украине. Спросил, знает ли она об акции. Она знала. А также знала, что уже скоро стрелять не понадобится. Будут автомашины, которые сами все сделают с помощью выхлопных газов.

– Методы должны быть более гуманными, – добавила она.

Аксель фон дем Б. не стал спрашивать, гуманными по отношению к кому – к эсэсовцам или евреям? Он догадывался, что к эсэсовцам, поскольку убивать утомительно.

Он рассказал обо всем командиру полка.

– Стало быть, Адольф Гитлер отнял у нас и честь, – сказал Уч.

Аксель фон дем Б. не стал спрашивать, как обстоит дело с честью у командира полка. Он понимал: после всего того, что они узнали, они будут продолжать жить – нормально, как жили до сих пор. Будут спать, есть, переваривать пищу и дышать. Притворяться перед самими собой, что они не знают. Не будут знать – зная всё.

Три месяца спустя Аксель фон дем Б. решил убить Адольфа Гитлера.

10.

Гетто в Дубно организовали в апреле 1942 года, на пасхальной неделе. Оно занимало улицу Шолом-Алейхема и прилегающие улицы над Иквой. Во время ликвидации гетто люди бросались в реку – глубокую и быструю. Хая Файнблит из Рыбного переулка, которая после замужества четырнадцать лет была бесплодна и впервые родила во время войны, ребенка утопила, а сама приняла яд. Отравились врачи – доктор Ортманова и доктор Каган. Лейзер Вайсбаум повесился. Некоторые пытались спрятаться в прибрежных зарослях, но немцы время от времени поджигали камыши.

В Йом Кипур[29] – Судный день – еще остававшиеся в живых евреи собрались в доме старого Сикулера. Дом стоял на берегу Иквы. Молитвы читал кантор Пинхас Шохет. После молитв люди подходили к нему и говорили: “Реб Пинхас, чтоб нам через год увидеться здоровыми”.

Последних дубенских евреев убили в октябре, в день праздника Торы – Симхат Тора[30].

11.

Три месяца спустя он решил убить…

Чтобы принять решение убить фюрера рейха требуется время. Тем более, когда человеку двадцать три года. Тем более, когда этот человек – офицер, присягнувший на верность фюреру.

Ненависти он не ощущал. Его рассуждения были хладнокровными и простыми. Гитлер – олицетворение мифа. Чтобы победить зло, нужно уничтожить миф.

О своем решении Аксель фон дем Б. сказал другу. Этим другом был Фриц фон Шуленбург[31]. В студенческие годы он интересовался марксизмом, потом связался с национал-социалистами, потом присоединился к единомышленникам Клауса фон Штауфенберга[32], будущего организатора покушения на Гитлера в июле 1944 года. (В ходе суда над участниками покушения прокурор неизменно называл Шуленбурга “преступником” или “негодяем”, когда же один раз обратился к нему: “граф”, тот его перебил: “Негодяй Шуленбург, пожалуйста!”) Шуленбурга повесили в сорок четвертом году. Через полтора года после разговора с Акселем фон дем Б. – когда Аксель сказал другу, что готов убить…

12.

В июне 1943 года полк находился под Ленинградом, в нескольких километрах от Царского Села и вблизи от передовой. Стояли белые ночи, до утра можно было читать, не зажигая света. (“Пишу, читаю без лампады”[33], – писал Александр Пушкин, воспитанник Царскосельского лицея.) Был вечер. Небо – цвета снятого молока.

Они сидели в штабе полка – деревянном особняке, одновременно служившем жильем командиру, – и пили кофе. Заваривали кофе горячим советским коньяком, который получали в пайке вместе с сигаретами. Это называлось cafе diabolique[34]. Командир полка уехал с инспекцией на передовую. Сидели, разговаривали. Ни о чем серьезном – ни о войне, ни о политике. Просто болтали, как оно бывает за чашечкой cafе diabolique, вечером, когда небо цвета снятого молока.