Целую ночь шли лесом. Утром Печёрский взял оружие и девятерых самых сильных людей. Сказал, что они идут на разведку, и велел ждать. Оставил одну винтовку – Сташеку Шмайзнеру. В Собиборе Шмайзнер был ювелиром, делал эсэсовцам перстни с монограммами. Винтовку добыл во время бунта.
Печёрский не вернулся. Блатт увиделся с ним через сорок лет в Ростове-на-Дону. Почему ты нас бросил? – спросил Блатт. Как офицер, я был обязан продолжать борьбу, ответил Печёрский. Он нашел партизан. Воевал, остался жив. Собиборские его приглашали, но ему не дали заграничного паспорта; он никогда не выезжал за границу. Жил с женой в
Когда стало ясно, что Печёрский не вернется, они разделились на маленькие группы. И разошлись в разные стороны. Тойвеле с Фредеком Костманом и Шмулем Вайценом пошли лесом в сторону Избицы. На следующий вечер увидели деревню. В одном из окошек – это был четвертый дом справа – горел свет. За кухонным столом сидела семья: высокий, очень худой мужчина с льняными волосами, маленькая полная женщина, девочка в возрасте Тойвеле и парень, немного постарше. Над ними висела картина. Там тоже сидели за столом люди, но только одни мужчины. Все в белых одеждах, над каждым золотился нимб. Над тем, что сидел посередине, подняв указательный палец, нимб был самый большой. Мой отец, Леон Блатт, был легионером, сказал Тойвеле. Все эти люди на картине, все до единого, были евреями, сказал Шмуль. Вот вам, возьмите на память, сказал Фредек и положил на стол горстку драгоценностей – из тех, что забрали из собиборской сортировочной.
Хозяин, Мартин Б., устроил в овине тайник. Вечером приносил им еду. Его неторопливые тяжелые шаги слышны были издалека. Посреди овина он останавливался, проверял, нет ли чужих, и подходил к укрытию. Разгребал солому и отгибал гвоздь; только он знал, какой гвоздь поддастся. Потом вынимал доску; только он знал, какая доска не прибита. Ставил на край большой чугунок. Кто-нибудь из ребят высовывал руку и затаскивал чугунок внутрь. Хозяин клал доску на место, загибал гвоздь и разравнивал солому. Сидели в темноте. Фредек со Шмулем разговаривали шепотом, а Тойвеле слушал. Тойвеле был маленький, рыжий и конопатый. До войны он, правда, мазался кремом от веснушек фирмы “Халина”, который таскал у матери, но без толку. А эти двое были на два года старше, из больших городов, и веснушек у них не было. Особенно они любили говорить о том, какие купят себе после войны машины. Фредек собирался купить “панар”, а Шмуль – “бьюик”. Тойвеле впервые услышал эти названия. Встряв, сказал, что купит себе “опель”, такой, как был у капитана Линда. “Опель”, пренебрежительно засмеялись Шмуль и Фредек и стали вспоминать железнодорожные вокзалы. К некоторым вели длинные темные туннели: идешь, а над головой с грохотом проносится поезд. Ты когда-нибудь видел такой туннель? Тойвеле вынужден был признаться, что в Избице ни одного туннеля не было. Прошло полгода. Мартин Б. сказал им, что уже весна и что зацвела яблоня. Она росла рядом с тайником, возле овина. Много будет яблок, сказал Мартин Б. Спросил, откуда у них такие красивые джемперы и кожаная куртка. Из Собибора, из сортировочной. Одолжили ему куртку и джемпер. В воскресенье он надел то и другое и пошел в костел. В понедельник пришли несколько мужиков. Кричали: где тут у тебя евреи, мы тоже хотим кожаные куртки. Палками переворошили солому в овине, но ничего не нашли. Наверно, палки были коротковаты. Вы сами слышали, сказал вечером Мартин Б., уходите, я боюсь. Они попросили купить им оружие, тогда они уйдут в лес. Вас поймают, сказал он, спросят, откуда оружие, и вы меня выдадите. Мы вас не выдадим, купите. Выдадите наверняка, уходите, я боюсь.