Портрет тирана

Мой отец боролся против царизма, участвовал в Октябрьском вооруженном восстании, командовал фронтами гражданской войны. Он это делал совсем не для того, чтобы на кремлевском троне утвердился грязный уголовник. Сталин убил Владимира Антонова-Овсеенко, вместе с тысячами других революционеров. Моя мать покончила с собой в тюрьме. В тюрьме прошла моя молодость. Но поздно, обидно поздно осознал я подлинное место Сталина в истории. В нашей жизни. И осознав, ощутил потребность сказать о нем свое слово.

Я понял, я почувствовал, что молчать сегодня — это значит предавать. И решил исполнить свой человеческий долг.

Часть первая

КАК ЕМУ ЭТО УДАЛОСЬ?

Проба первая

31 марта 1918 года лидер меньшевиков Л. Мартов выступил в своей газете «Вперед» с задиристой статьей против большевиков. «Еще раз об артиллерийской подготовке». Там была одна примечательная фраза, с которой все и началось:

«Что большевики искони призывались к разного рода удалым предприятиям экспроприаторского рода, хорошо известно хотя бы тому же т. Сталину, который в свое время был исключен из партийной организации за прикосновенность к экспроприациям».

Обвинение серьезное. (Еще в 1906 году IV съезд РСДРП/б/ принял резолюцию, осуждающую «захват денег под именем или с девизом социал-демократической партии». Съезд призвал членов партии бороться против экспроприаторов).

Как же поступил Сталин? Может быть, самое разумное было бы промолчать. Каждый день приносил столько нового, что наскок Мартова в этой крутоверти вскоре забылся бы. Нет, член ЦК и народный комиссар по делам национальностей отреагировал сразу: привлек Мартова к суду революционного трибунала по делам печати. Без формальностей, в обход народного суда. Сталин договорился непосредственно с председателем трибунала.

Лидер меньшевиков пытался протестовать.

Протест отклонили. Тогда Мартов подал ходатайство о вызове свидетелей, назвав их поименно.

1. Исидор Рамишвили, социал-демократ, известный общественный деятель. Будучи председателем ревсуда, установил факт участия Сталина в экспроприации парохода «Николай I» в 1908 году.

2. И.Э. Гуковский, большевик, наркомфин. Расследовал в том же году дело о покушении на жизнь рабочего Жаринова, изобличавшего Сталина в причастности к экспроприации.

3. Степан Шаумян, один из руководителей Закавказского областного комитета большевистской партии.

4. Ной Жордания, глава правительства Грузии, один из лидеров меньшевиков Закавказья.

Эти люди давно знали Джугашвили-Кобу-Сталина. Он был известен им как экспроприатор, нарушитель партийного решения. Известно им было и еще кое-что из сложной биографии наркомнаца.

Мартов назвал и других свидетелей, из большевиков: Ворошилова, Самойлову, Ежова, Мирова, Панишева, Фролова, Дживладзе, Спандарьяна. Последние двое были особенно важны, они могли бы дать весьма существенные показания.

Фамилии свидетелей 6 апреля появились в газетах «Вперед»[1]

, «Известия», «Правда». Никаких документов Мартов предъявить не мог. Решение подпольного областного комитета Закавказья об исключении Сталина из партии не сохранилось: в те годы старались обходиться без всяких записей.

Следующий ход Сталина. Дело приняло явно скандальный характер. Надо было спасать положение. У Мартова — свидетели. У Сталина — государственный аппарат. Кто сильнее?

На заседании трибунала Сталин называет Мартова гнусным клеветником. «Чтобы его обезвредить, — говорит наркомнац, — нужно Мартова судить. Дело надо заслушать немедленно, не оттягивая его до вызова свидетелей».

Смысл игры не так примитивен, как может показаться на первый взгляд. Сталин боится свидетелей — это ясно, но куда более важное содержится в энергичном словечке «немедленно». В нем слышится указание государственному аппарату учинить расправу над Мартовым. Но как это сделать, под каким предлогом? Исходная позиция такова — Мартов гнусный клеветник. И клевещет он вовсе не на него, Сталина, лично, — не этим возмущен наркомнац, нет, не этим. Мартов клевещет на партию! Вот что возмутило Сталина, вот почему он предлагает судить Мартова. Лидер меньшевиков заявил об исключении из партии одного Сталина, а нарком Сталин в «Правде»[2] приписал Мартову слова об исключении всего бакинского комитета.

С 31 марта прошло всего несколько дней. Каждый мог взять газету «Вперед» и уличить Сталина, мягко говоря, в передергивании. Почему же он пошел на столь явное искажение опубликованных фактов? Сталин рассчитывал — и не без оснований — на поддержку правительства. А взамен, как некий гарант, правительство ожидало получить хотя бы видимость опровержения «клеветника».