Португалия: дороги истории

Историки и преклонялись перед славной памятью короля Себастьяна, и обвиняли его, возлагая на него ответственность за исторические судьбы страны. Спору нет, политика Себастьяна ускорила падение Португалии, усугубила его династическим кризисом, но винить во всем недолгое правление юного короля было бы несправедливо.

Огромная колониальная империя стала высасывать живые силы маленькой метрополии, роскошь привозимых колониальных диковин заслоняла от глаз обнищание страны. А Себастьян – Себастьян был, надо полагать, во многом точным воплощением своей эпохи. С этим государем, замыкающим великолепную галерею деятелей ависской Португалии, не только пришел в упадок один из самых замечательных королевских домов Европы XIV–XVI вв., но и оказалась заросшей и затерянной одна из возможных дорог португальской истории.

Конец эпохи трех Филиппов

Из всей эпохи пребывания Португалии под властью испанских королей – так называемой «эпохи трех Филиппов» – наибольшее число трудностей выпало на долю последнего, Филиппа IV, наследовавшего трон в 1621 г. Бурное начало ХУП века – века революций и самозванцев, заполненное войнами, неурожаями и восстаниями, щедро наделило всем этим страны Пиренейского полуострова. Снова в историческом развитии его возобладала тенденция к распаду иберийской общности.

Этот процесс затронул почти весь полуостров. Нет сомнений в том, что характер сепаратистских движений в Каталонии, Португалии, Андалусии и Басконии был различен. Наибольшим успехом этот процесс завершился в Португалии, и снова, как уже не раз в истории этой страны, возникает вопрос: почему? Почему только Португалии удалось вновь обрести независимость после многолетней и, казалось бы, перспективной унии?

Отделение Португалии от Испании в 1640 г. невозможно понять без анализа предшествующих десятилетий. На протяжении 60 лет отношение в Португалии к унии не было ни однозначным, ни неизменным. Изменяясь с течением времени, оно было к тому же различным у разных социальных слоев. Значительная часть крупной знати, обладавшая большими земельными владениями в самой Португалии, сумела переориентироваться в новой ситуации, используя в том числе и службу при испанском дворе. Гораздо хуже оказалось положение мелкого и среднего дворянства, особенно учитывая общее положение экономики, в частности сельского хозяйства в XVII в.: доходы его резко падали, а на победу в конкуренции с кастильским дворянством надеяться не приходилось, тем более что Габсбурги в Испании и испанских заморских владениях сначала стихийно, а затем вполне осознанно выдвигали на первые роли именно кастильцев. В связи с этим в среде нетитулованного дворянства могли возникать недовольство унией и желание разорвать ее.

По-иному уния воспринималась торгово-предпринимательской верхушкой. Включение в состав испанской монархии имело для нее и положительные, и отрицательные последствия. Многие португальские дельцы теперь финансировали мадридский двор; через Мадрид они смогли связаться с европейскими компаниями и банкирскими домами. Португальская торговля шла успешнее севильской. Португалия даже в испанских колониях пользовалась монополией на работорговлю. В то же время ряд указов, ограничивавших при Оливаресе деятельность португальцев в колониях, тяжелые поражения Испании, понесенные ею в колониальных землях (в том числе в Бразилии и Ормузе, принадлежавших собственно Португалии), а более всего налоговая политика Мадрида вызвали резко отрицательное отношение этих слоев населения страны.

Вообще положение Португалии в составе Испании в период правления Филиппа IV значительно изменилось в связи с централизаторской политикой Оливареса. Реализация ее повлекла за собой нарушение достаточно хрупкой и не вполне сложившейся системы отношений между Мадридом и Лиссабоном. Назначение вместо вице-королей губернаторов или наместников, прекращение созыва кортесов, увеличение числа кастильцев в аппарате, появление кастильских гарнизонов воспринималось как нарушение политических принципов автономии Португалии. Планы и попытки включить королевство и в финансовую, и в военную систему Испанской монархии тем более вызывали сопротивление португальцев.

В крайне неблагоприятном положении оказалось португальское крестьянство. В условиях падения доходов от колоний и общей экономической нестабильности, свойственной XVII веку повсеместно, землевладельцы увеличивали рентные платежи. Задавленные повинностями и налогами, крестьяне покидали свои земли. Становилось все больше заброшенных пашен, сокращались посевы зерновых, ощущался постоянный дефицит хлеба. Он был особенно заметен в 30-е годы в Бейре, Алентежу, тем более что в эти годы здесь свирепствовали жестокие засухи.