- У бедных остается шанс стать богатыми. Для поддержания этой иллюзии… даже надежды!.. проводятся две-три ежегодных лотереи с призом в сотни миллионов долларов. Во-вторых, бедных с богатыми равняет мысль, что все умрут, богатые и бедные. И присутствует злорадство, что никакие миллиарды не спасут от могилки. Правда, богатые могут прожить на несколько лет дольше бедных благодаря медицине и лекарствам, но каждый понимает, что нет особой разницы между смертью в семьдесят лет или в девяносто. Все равно смерть есть смерть, и все миллиарды не помогут.
Я вздохнул, тема мне знакома хорошо, уже обсуждали не раз в узком кругу высоколобых, пробормотал:
- Да, ставки повышаются…
- Вот-вот, - подтвердил он. – Сейчас уже можно почти точно сказать, кто получит бессмертие, а кто умрет. По крайней мере первый десяток лет получать бессмертие будет крайне трудно, долго и дорого. Очень дорого! Таблетки от смерти никогда не будет. По крайней мере, в обозримом будущем. Первые бессмертные выйдут не из больниц, пусть даже самых-самых, а из научно-исследовательских центров, где над ним будут месяцами работать по сто лучших из лучших докторов наук, знатоков своего дела, перепрограммируя каждую клетку тела.
Он умолк, взгляд оставался непроницаемым. Я промолчал, он прав. Сейчас социальная разница и малозаметна, и ее принимают, потому что есть шанс у каждого, но у мертвого шансов не будет.
- Я всегда страстно ждал будущее, - признался я, - но сейчас и мне как-то не совсем. Но жду с нетерпением и надеждой… это же победа человечества над хаосом! А дальше придет настоящее бессмертие человечества, которое не уничтожит даже случайно залетевший в нашу систему астероид.
Он кивнул.
- Да, и пусть даже Солнце превратится в сверхновую или просто погаснет, человечество уцелеет с легкостью. Но беда в другом?
Я кивнул.
- Да. Будет ли мне место в этом человечестве?
Он проговорил медленно:
- А будет ли это человечество… человечеством? Нет-нет, я не о той глупости, всю сингуляры должны сохранить все так называемое человеческое, вплоть до лени, хамства и боярских усадеб. Догадываетесь?
- Боюсь, - ответил я, - что да.
- Ну-ну, - подбодрил он, - скажите, Владимир Алексеевич.
Я заговорил, чувствуя как язык становится таким тяжелым, словно из чугуна:
- Те, кто станет первыми сингулярами, ускорятся в развитии так, что уже через неделю, а то и через часы будут смотреть на остальных людей, как мы… на дождевых червяков, что ли?
Он кивнул.
- Да. И беда в том, что таких будет очень немного. Все человечество им будет просто без надобности.
Я не сводил с него взгляда.
- Вы хотите сказать, что настоящую опасность нужно ждать не от Искусственного Интеллекта…
- От человека, - договорил он. – Который перестанет быть человеком в нашем понимании.
Я уронил голову, мысли совсем суматошные, носятся и сшибают одна другую с ног.
- Любой человек, - сказал я, - получив долгожданную возможность программировать себя, в первую очередь восхочет сделать себя умнее, красивее, дальновиднее… уберет все то, что мешает нам… сколько лет я потерял на женщин! А сколько сил, нервов… Все это убрать, убрать, убрать… Если убрать недостатки, потом убрать слабости…
Я умолк, он тоже молчал, думал, наконец поднялся к кофейному агрегату, махнул ладонью, слышно как с хрустом затрещали размалываемые зерна, манипулятор поставил чашку в углубление, а из краника полилась черная струя ароматного кофе.
- Будете?
- Да, - сказал я. – Мне покрепче. Да, вы правы, человек опаснее. Человек опасен, даже когда человек!.. А если станет нечеловеком, мне просто страшно, каким себя сделает.
Он сказал хмуро:
- Или все под контроль Высокой Комиссии? И без ее разрешения ни шагу в сторону.
- То-есть, все под Всемирный Контроль? Аркадий Валентинович, мир к этому не просто идет, а мчится. Да,
- Отвратительно, - сказал он с чувством, - что это неизбежно. Ужасные вещи могут творить даже самые прекрасные честные люди, если одни красные, другие белые, третье зеленые, а есть еще анархисты, антиглобалисты, почвенники… имя им легион, и все хотят перекроить мир по-своему!
- Но сейчас у них руки коротки, - согласился я. – За тысячи лет неспешного развития человечество успело детально разработать и внедрить системы сдерживания.
- Но вы все время твердите, - напомнил он, - что сингуляры получат немыслимую мощь и власть раньше, чем будут придуманы ограничения? И если ограничения потом и возникнут, то уже созданные самими сингулярами… боюсь, они будут не для них, а для нас. Мелких тупых зверюшек в заповедниках.
- Это в лучшем случае.
- Верно. Если из какой-то блажи пощадят. Но, думаю, любую блажь они в себе сотрут.
Я сказал оптимистически:
- Это значит, Аркадий Валентинович, мы должны оказаться среди сингуляров! Причем, первых. Хотя бы в первой тысяче.
В дверь деликатно стукнули, Мещерский не успел ответить, как вошел Бондаренко и сказала с порога живо:
- Простите, что без спроса, но дело чрезвычайное!.. Наши спецы проанализировали все данные, результаты страшновастенькие… И все улики в сторону Штатов.
Мещерский спросил стиснутым голосом:
- Почему именно в их сторону?