Виталик с тихой радостью поглядывал на старательного домоседа-сына, удовлетворенно угадывал в нем себя. Он часто ловил себя на мысли, какой знатный трудяга мог бы получиться из Андрюхи, если б тот остался в деревне. Технику любит и знает, приучен работать на ней, можно сказать, с детства. Работящий, аккуратный, спорый… не пьет. Учился в школе очень даже ничего, все-таки на автомеханика в техникум поступил и закончил. Вот если бы все оставалось по-старому, прикидывал Виталик, далеко бы пошел в совхозе парнишка. Этот уж точно бы каменный дом поставил. А так, где ему по специальности тут работать – все развалили, растащили, да и в райцентре картина такая же – ни одного завода не осталось. Вот и пришлось подаваться в «ментовку». Да и то надо сказать спасибо шурину, у того какие-то зацепки в подмосковной полиции оказались, взяли Андрюху сразу сержантом. И все равно, в деревне Андрюха, в нормальной деревне, как раньше, был бы куда больше на своем месте. Ух, крепко бы зажил парень! Виталик воображал сына то механиком, то завмастерскими, то на кране, то на комбайне, заколачивающем в уборочную по восемьсот рублей в месяц, за три сезона на новенький «Урал» с коляской. А что, разве мало зарабатывали, кто старался, не пил, не отлынивал от работы! Рукастый, с башкой механизатор получал больше, чем директор. Все-таки хорошее было время! – уносился в прошлое мыслями Виталик. И представлял Андрюху с хозяйственной, толковой женой, с нормальными ребятишками, естественно, в добротном кирпичном доме, где впереди яблоневая аллея, мощеный гладкими, обкатанными водой камушками (вон их в реке сколько!) двор, с клумбой посередине и разными пристройками… как у того немца, в Германии. «Не у меня, так у него, точно получилось бы!»
Но возвращался Виталик в обыденную реальность, опускался на грешную землю, огорченно вздыхал, нет, никогда уже не жить Андрюхе в деревне, прошло все в деревне, пропало, жить здесь молодому незачем, перспективы никакой… Лет через десять одни старики и дачники в Романове останутся. Пусть уж в полицейских и дальше ходит. Все при деле, и деньги стабильно платят. Хотя работенка еще та – пьяных-ссаных на улице подбирать, шпану в кутузку таскать. То ли дело в деревне хозяином быть! Эх! Виталик смурнел, шустрее, чтоб отвлечься, начинал возиться по хозяйству. Главное, чтоб не скурвился там, в этой «ментовке», не связался бы с кем не попадя, на какую-нибудь отпетую сволочь не нарвался… Виталик старался суеверно о плохом не думать, боязливо гнал от себя тревожные мысли, чутко ждал каждые выходные сына.
…После бессонных суток дежурства, Андрюха Смирнов никакой, измотанный до предела, рухнул на узкую, расшатанную кровать в полицейском общежитии в восемь вечера пятницы и проспал, как убитый, до десяти утра субботы. Проснулся выспавшимся и бодрым, в приподнятом настроении. Принял душ, надел джинсы, новую голубую рубашку, ярко подсинившую и без того синие, васильковые глаза, жадно и с удовольствием позавтракал яичницей с жареной колбасой, и в самом благодушном расположении духа вырулил на своем подержанном, но смотрящимся почти новым, чисто вымытом и ухоженном «фольксвагене» на трассу в сторону родного Иванграда.
Все в тот день, от наконец-то появившегося солнца после трехдневных серых дождей, чистоты и свежести промытых пространств с фиолетовыми пятнами люпиновых колоний, малиновыми линиями иван-чая, цветной вышивкой трав до дерзкого хода автомобиля, напористо подминающего под себя километры местами еще влажного, маслянисто лоснящегося на солнце асфальта, – все это было так зримо, энергично и сильно и так сливалось с внутренним ощущением полета, довольства и безмятежности, что Андрюхе хотелось кричать что-то бессмысленное и несуразное, голосить во все горло и подпрыгивать от беспричинной радости за рулем, что он периодически и делал, на долю секунды фиксируя краешком глаза диковато-недоуменные взгляды водителей, пролетающих мимо, как из пращи, машин… Памятный выдался тогда денек, надолго он запомнился Андрюхе.
Подъезжая к Иванграду, распираемый желанием щегольнуть и покрасоваться на иномарке, Андрюха несколько раз набирал по мобильному домашний телефон дядьки Федора, тот по субботам частенько выбирался с женой в Романово навестить родителей. Машины своей дядька не имел, ездил в деревню на автобусе, еще ходившем два раза в сутки (раньше было пять рейсов), днем и вечером, с грехом пополам в Романово. Что такое романовский автобус по субботам, Андрюхе объяснять было не надо – поездил, знавал это дело. В маленький, всегда почему-то заляпанный сухой, светло-коричневой грязью, с ободранными сиденьями, «пазик», народу набивалось под завязку. Ехали обычно весело, с прибаутками и матерком, и нередкими драками за свободные места… Никто у дядьки Федора дома на звонки не откликался. И Андрюха решил завернуть на всякий случай на автостанцию, подхватить дядю, если тот решил съездить в деревню, непосредственно у автобуса.