– Похоже, что он решил подъехать к Джефферсону совсем не с того бока, – сказал Квик.
– Он доберется дотуда налегке, – сказал Фримен. – Так что ему не трудно будет подъехать с какого хочешь бока.
– Да, – сказал Букрайт. – В карманах у него не больно-то будет звенеть.
Они пошли обратно к загону меж двумя рядами терпеливых, неподвижных фургонов, по узкому проходу, в самом конце почти загороженному фургоном, где сидела женщина. Муж ее все еще стоял у ворот с мотком веревки, а тем временем спустилась ночь. Светло было почти по-прежнему; пожалуй, свет стал даже ярче, но приобрел неземную, потустороннюю, лунную яркость, и теперь, когда они снова стояли у загородки, пятнистые шкуры лошадей были ясно видны и даже как бы светились, но они сделались плоскими и похожими одна на другую, – это были уже не лошади, не существа из костей и мяса, и трудно было себе представить, что они способны бить и калечить, ранить и причинять боль.
– Ну, чего ж мы ждем? – сказал Фримен. – Покуда они спать лягут?
– Я думаю, надо каждому взять по веревке, – сказал Квик. – Эй вы, берите веревки.
Но веревка оказалась не у всех. Некоторые, выйдя утром из дому, даже не слышали о конских торгах. Они просто случайно заехали на Французову Балку, узнали об этом и остались.
– Сходите в лавку и купите, – сказал Фримен.
– Лавка уже закрыта, – сказал Квик.
– Нет, не закрыта, – сказал Фримен. – Иначе Лэмп Сноупс был бы здесь.
Пока те, кто привез с собой веревки, доставали их из фургонов, остальные пошли к лавке. Приказчик как раз запирал ее.
– Значит, вы еще не начали их ловить? – сказал он. – Вот здорово. А то я боялся, что не поспею вовремя.
Он снова отпер дверь, из которой пахнуло застарелыми, острыми запахами сыра, кожи и патоки, отмерил куски веревки, и они всей гурьбой, окружив приказчика, пошли назад, говоря без умолку, хотя он их и не слушал. Груша у гостиницы миссис Литтлджон была словно отлита из лунного серебра, пересмешник, тот же самый или другой, уже пел на ней, а к загородке были привязаны лошади с бричкой Рэтлифа.
– То-то мне весь день чего-то не хватало, – сказал один. – А это Рэтлифа не было, не слыхать было его советов.
Когда они проходили мимо загородки, миссис Литтлджон на заднем дворе снимала белье с веревки; запах ветчины еще стоял в воздухе. Остальные ждали у ворот, за которыми лошади снова сбились в кучу, похожие на призрачных рыб, плавающих в ярком неверном свете луны.
– Пожалуй, верней всего ловить их по одной, – сказал Фримен.
– По одной, – сказал и Генри. Он, видимо, не сходил с места с тех самых пор, как техасец вывел своих мулов из загона, только положил руки на створку ворот, одной рукой все еще сжимая моток веревки. – По одной, – сказал он. И стал ругаться хрипло, монотонно, устало. – После того как я простоял здесь целый день, дожидаясь, покуда этот… – Он скверно выругался. Потом начал трясти ворота с усталой яростью, пока кто-то не отодвинул засов, и тогда ворота распахнулись, и Генри вошел в загон, а за ним все остальные. Мальчик не отставал от отца, но Эк заметил его и обернулся.
– Ну-ка, – сказал он. – Дай сюда веревку. А сам ступай за ворота.
– Ну-у, па! – сказал мальчик.
– Нет, брат. Они тебя затопчут. И так уж чуть не затоптали нынче утром. Стой у ворот.
– Но ведь нам надо двух поймать.
Эк постоял немного, глядя на мальчика.
– Верно, – сказал он. – Нам надо двух. Ладно, идем, только не отставай от меня. И когда я крикну «беги», ты беги. Слышишь?
– Встаньте цепью, ребята, – сказал Фримен. – Не давайте им прорваться.
Они двинулись через загон широкой подковой, каждый с веревкой в руке. Лошади были теперь в дальнем конце загона. Одна тревожно всхрапнула; весь табун заволновался, но остался на месте. Фримен оглянулся и увидел мальчика.
– Уберите отсюда мальчишку, – сказал он.
– И впрямь, иди-ка ты отсюда, – сказал Эк сыну. – Полезай вон в тот фургон. Оттуда тебе все будет видно.
Мальчик повернулся и побежал к навесу, под которым стоял фургон. Цепочка людей медленно продвигалась по загону, и Генри шел впереди всех.
– А теперь не зевай, – сказал Фримен. – По-моему, лучше нам сперва загнать их в конюшню…
Лошади вдруг сорвались с места. Они пустились бежать в обе стороны вдоль загородки. Люди по концам подковы тоже побежали, крича и размахивая руками.
– Заходи наперерез, – сказал Фримен срывающимся голосом. – Гони их назад.
Они заставили лошадей повернуть назад и снова погнали их впереди себя; лошади сгрудились и метались отчаянно, создавая призрачную и суетливую неразбериху.
– Держите их, – сказал Фримен. – Не давайте им удрать.
Люди снова двинулись вперед. Эк обернулся; он сам не знал, что его заставило это сделать – какой-то звук или что-нибудь еще. Мальчик опять шел за ним по пятам.
– Тебе что сказано? Ступай в фургон и сиди там, – сказал Эк.
– Гляди, па? – сказал мальчик. – Вон она, наша! Вона! – Это была лошадь, которую техасец подарил Эку. – Поймай ее, па!
– Не путайся под ногами, – сказал Эк. – Ступай в фургон.