Пощады не будет

Барон некоторое время сидел, напряженно морща лоб и потирая виски, а затем его лицо посветлело, и он шумно выдохнул:

– Уф, кажется, понял. Ну и умеете же вы завернуть все так, господин Грон, что без бутыли хорошего вина ну никак не разобраться…

И Грон покаянно понял, что увлекся и перешел на тот язык, каким и излагалась эта самая теория управляемого хаоса и каковой здесь был настолько непривычен, что, несмотря на использование знакомых слов, для местного жителя звучал как совершенно незнакомый. Но барон-то каков молодец… все-таки разобрался.

– Итак, значит, мы даем им начать мятеж, а потом наша армия…

– Не армия, – качнул головой Грон.

– Вот как? – удивился барон. – А кто же?

Грон усмехнулся:

– Ну наши фрондерствующие аристократы до сих пор дуются на нас из-за того, что им не удалось всласть пограбить в Аржени. А по уровню выучки они вполне сравнимы с дворянским ополчением Геноба. Вот пусть и порезвятся…

Барон несколько мгновений мерил Грона напряженным взглядом, а потом осторожно спросил:

– А вы не боитесь, что генобцы сумеют… – Он оборвал фразу.

Но Грон уже улыбнулся широко:

– Ну что вы, барон, я на это надеюсь. Ну подумайте сами, кто является ресурсом Черного барона здесь, в Агбере?

Лицо барона мгновенно прояснилось, а затем он просто просиял:

– Так вы хотите, чтобы он «выжгли» друг друга, а уж потом…

И Грон медленно наклонил голову.

2

– Здравствуй, милая, как ты? – ласково сказал Грон, входя в спальню.

Мельсиль сидела в кресле недалеко от открытого окна и читала. Услышав вопрос Грона, она подняла голову и улыбнулась.

– Сегодня почти хорошо. Даже съела немного фруктов. Он, – она положила руку себе на живот, – уже стучит пяточкой. Хочет в наш мир.

Грон, улыбаясь, кивнул. Мельсиль была уверена, что носит сына. Хотя в этом мире пока еще никто не мог определить пол будущего ребенка с достаточной точностью. Нет, и мастре Камилион, и леди Жалези, один по форме живота, а другая по количеству и форме пятен пигментации, также подтвердили, что ожидается мальчик. А когда Грон, выбрав момент, спросил у Мельсиль, на чем же основывается ее уверенность, она внезапно зябко охватила руками плечи и, передернув ими, тихо произнесла:

– Этот мир не для женщин-властителей. Хватит того, что пережила я.

И Грон почувствовал, как намертво стискиваются его челюсти, чтобы не выпустить наружу глухой, но яростный рык пробуждающегося внутри него зверя…

– А как прошел твой день?

– Нормально, – отозвался Грон, стягивая с плеч камзол и стаскивая через голову нижнюю рубашку. – Сегодня из Геноба приехал барон Экарт. Мы с ним очень славно поговорили.

– Да уж знаю, – усмехнулась королева. – Он забегал ко мне после аудиенции у графа Эгерита. Пел тебе дифирамбы. Все-таки ты умеешь влюблять в себя людей, моя радость.

– Куда уж мне до тебя, – рассмеялся в ответ Грон, направляясь в ванную комнату.

Хотя обычно в семьях знати муж и жена имели собственные апартаменты, вплоть до спальни, и муж посещал спальню жены лишь время от времени, они с Мельсиль продолжали делить общую. Даже несмотря на уже большой срок ее беременности. Мельсиль нравилось чувствовать его рядом с собой, и, поскольку сейчас она спала плохо, Грон часто просыпался оттого, что она легонько гладит его по спине или прижимается щекой к его плечу либо кладет его руку себе на живот и шепчет: «Сынок, это твой папка. Он сильный и умный. Сильнее и умнее всех в этом мире. Ты тоже станешь таким, когда подрастешь». И млел от этого. К тому же он считал себя как бы последней линией обороны, если кому-то удастся прорваться сквозь все созданные им и маркизом Агюеном концентрические круги охраны. И хотя пока удавалось нейтрализовать угрозу на дальних подступах, но кто знает…