Пощечина общественному вкусу

Жрец. Ты обвиняешься в том, что ночью убил своего господина. Убил ли ты его?

Раб. Нет, он… (Меч падает и разрубает раба на части.)

(Толпа падает на колени и охает в ужасе. Вводят на возвышенье Девьего бога.)

Жрец (к толпе). Кто этот человек?

Одни. Мы не знаем, кто он. Он пришел смутить нас. Он заставил девушек, с мечами и в шишаках, устремиться против едва не вступивших в битву с девичьей ратью Женихов. Он покрыл кровью семьи, заставляя в распре женихов выступать против братьев невест. И братья краснили латы друг друга, обрызгивая их кровью. Он прекратил торговлю и ходьбу на многих улицах. Он подверг расхищению наши жилища, когда все ушли. Он разорил многие роды, заставляя девушек в исступлении рассеивать по земле нити жемчуга и бросать в воду серебряные кики.

Другие. Он вносит смуту в наши семьи и говорит, что он бог.

Возражающие. Мы не знаем, чтобы он говорил, что он бог, но он заставил нас уверовать в то, что он бог, и сделал всех безумными.

Один. Он сын рыбака и ведьмы.

Другие.

Его видели в обществе с женщиной, улетевшей сорокой.

Новые. Он сын казненного раба, смерть которого была отсрочена на несколько дней.

Другие. Никому не ведомо, кто он; может быть, он и бог, но он подлежит казни.

Голоса из толпы. Он человек, он человек!

Жрец. Кто ты, о Девий-бог?

Девий-бог(сохраняя неизменную улыбку). Вы хотите, здесь стоящие, чтоб я сказал, что я человек. Хорошо, я говорю: я — человек.

(Меч падает, не поражая Девьего-бога, и остается лежать у его ног.)

Жрец (наклоняясь, целует меч, лежащий у ног Девьего-бога, потом подымаясь). О, князья Страх и Ужас, возьмите меч и положите в руки Перуну. (К отроку.) Быть может, ты скажешь, что ты бог?

Девий-бог

(наклоняя голову с улыбкой, чуть слышно). Да.

(Все жрецы, князья, толпа припадают взглядами к мечу. Жрец молчит, смотря, выжидая и подняв руки. Взоры всех, следя за мечом, подымаются все выше и выше.)

Жрец. Он не упал.

Толпа. О! О! О!

Кто-то. Слышите! Слабый женский голос, несущийся из толпы: «Бог». И всюду многие с внезапной верой восклицают: «Он бог!» И уже рождается какая-то буря голосов, то утихающая, то разрастающаяся, сливающаяся в один голос: «Он бог!»

Девий-бог (с улыбкой). Нет, я человек.

Кто-то из толпы. Меч не упал.

(Жрец склоняется на колени и целует край одежды стоящего Девьего-бога.)

Из толпы. Как можно быть сразу и богом и человеком? Он безбожник и оскорбляет святыню.

Молодые Очи.

Не он безбожник, а меч не священен.

Жрец. Кто сказал, что меч обманывает?

Молодые Очи. Я. (Движение в толпе.) О, кто бы ты ни был и какое бы имя ни присваивал себе, дай встать под судящим мечом отроку.

(Выходит из толпы жених с русой бородой и черными блестящими глазами.)

Вот я встаю на это, уже не святое место…

(Голоса в толпе кричат: «Меч задрожал, меч задрожал, бойся».)

Жрец. Не делай напрасного опыта, человек.

Молодые Очи. Старик! Солгал, не заклавший меч. (Вставая.) Задай мне нужные вопросы.

Жрец(стоит с грустной улыбкой)

.

Молодые Очи. Ну что ж, я сам себя спрошу. (Подымая глаза к небу) Кто я, здесь стоящий? Я бог. (Меч падает и разрубает его на части, уроненный золоченым кумиром с обнаженными зубами и сердитым видом.)

(Толпа молчит.)

Жрец. О, кто б ты ни был. Мы смертны, и не боги. Ты пришел смутить нас и лишил возможности жить нам так, как велели боги. Уйди от нас.

(Девий-бог склоняется на колени и целует край одежды жреца.)

Старик из толпы. Отче святой, пусть боги… Пусть меч, низверженный богом, за дерзкое слово казнил Молодые Очи, но этот принес нам зло: он отнял у нас невест и подлежит за это казни.

Слабые голоса. Он прав!

Девий-бог (смеясь). Он прав.

Жрец. Хорошо, да будешь ты судим по человеческому закону. За нашу смуту, побоище и распрю ты подлежишь смертной казни, и ты ее примешь, если на то будет воля твоя. Честные, о мужи! Тот, кто стоит здесь, присудил себя по законам нашим к смертной казни. Да будет воля его.