…Темно, очень темно, сгусток какой-то жижи, очень тёплой и очень приятной, я ещё не родился, но я точно внутри, я с каждым днём формируюсь, превращаясь во что-то живое, правда, и не знаю в кого, но ощущаю, что становлюсь все больше и больше, и вот я уже кто-то, упираюсь в этой сфере во все стенки, они уже становятся тесными для меня, кажется, ещё пару дней и я перестану здесь помещаться, может пора, там ведь кто-то меня ждёт, ведь я кто-то есть, я же не зря здесь рождался, а как туда? Может, подать какой-то звук, чтобы услышали, помогли, напрягся и заквакал, точно заквакал, значит, я лягушонок, но тогда почему я в круглом, нет, так не бывает, я ошибся, может я другой, может я какая-нибудь птичка, надо попробовать расколоть это пространство, вылезти наружу и всё станет ясно: кто я.
…Как тяжело, какое оно плотное, но, кажется, оно уже треснуло, наконец-то, ещё немножко, все, оно развалилось пополам, я свободен, но опять темно, пахнет гнилыми листьями, очень тепло, надо вылезать куда-то, надо наверх, ползу, там вдали яркий свет, там, наверно, моя мама, а как я её узнаю?
Я же не знаю кто я!? Ладно, вылезу и всё.
…Как красиво, светит яркое солнце, передо мной река, бегу к ней, а на берегу лежит моя мама, такая красивая, такая прекрасная, мама, мама, мама!
Она открывает огромный рот, я с разбегу прыгаю в него и замираю внутри, а рядом такие похожие на меня, такие же маленькие и радостные, и очень счастливые крокодильчики…
Кладбище
Я на нашем кладбище бываю раз в год, времени нет, а может и есть, но забываю, когда все в какой-то святой праздник идут, тут и я, ведь надо, но самое печальное, что дорогу туда знаю я один, дети без меня не найдут, да может быть и не очень хотят туда ездить, я уж их и не зову, у них вечно какие-то свои заботы, но ведь надо, надо приходить, убирать листья, чистить памятник, ведь там лежат мои близкие, мой дед, моя бабушка, два моих отчима, мама ещё жива, но уже не может туда дойти, всё просит съездить, убраться, правильно, ведь кому-то надо, ведь память о своих должна быть, должна, но получается – только третье поколение помнит об этом.
Нет, конечно, я не виню их в этом, просто иногда напоминаю, надо.
Но всё им недосуг, заняты, пройдёт ещё немного времени и мы тоже ляжем на этом кладбище рядом со своими родителями, и тут они вспомнят, что не только мы, но и наши предки лежат рядом, что они вышли из нас, и когда-то тоже лягут рядом с нами и им очень захочется чтобы кто-то убрал заросшую травой могилу и вспомнил, что здесь четыре поколения и они все твои, ты – продолжение, ты – последний, и ты должен передать своим детям память о твоих предках, чтобы они не спрашивали на кладбище у смотрителей: где искать своих родителей, а шли и иногда кланялись своим, своим, потому что так легко заблудиться на кладбище среди чужих.
Гордость
Я давно не испытывал ни за что гордость, просто не возникало такого случая, всё, что мы смотрим и слушаем, это всё не то, это всё для всех, это тоже может быть для кого-то какая-то радость, что где-то кто-то, что-то и как-то и в который раз, но уже так навязло, так набило, что нет никакой радости. А сегодня я оказался в одной школе, в которой происходило поздравление ветеранов, вот это был действительно большой праздник, это было что-то неповторимое, дети, которые от всей души пели песни, от которых у бабушек катились слёзы, и эти дети пели от души, не так как их бы заставили петь эти песни по какой-то программе, а от чистого сердца, мне казалось, что в них действительно проснулось всё самое светлое, что они чувствуют, что поют, в их глазах горел какой-то огонь, а, наверно, это была гордость за тех бабулек, из глаз которых текли слёзы гордости за их потомков.
Жучок
Когда мне было лет пять или шесть, я как и все ребята очень любил собирать разных жучков, мы их выискавали вдоль гаражей из-под камней, отворачивали кирпичи, доски, а под ними чего только не было, и черви, и сороконожки, и улитки, мы всегда радовались, если попадался какой-нибудь жучок покрупнее, особенно ценились жужелицы, они было такие большие, с чёрными плотными панцирями, очень шустрые и, как нам казалось, очень сильные.
Мы устраивали беговые турниры, у каждого был свой жучок, и каждый надеялся, что мой точно прибежит первый, тогда не было тотализаторов, но наш был, мы играли на щелчки и это было так азартно.
В одно прекрасное утро, проснувшись, я вспомнил, что посадил очень хорошего жучка в спичечный коробок на всю ночь и очень надеялся, что он с утра выиграет эти соревнования, но открыв коробок обнаружил, что он не шевелится, он просто задохнулся в этой коробке, мне стало так жалко его, что я отнёс его на пустырь и похоронил его за каким-то гаражом, а ребятам сказал, что он сбежал, больше я никогда не играл с жучками, мне казалось, что этот жучок всё время скребётся в этом спичечном коробке из последних сил, и так хотел вырваться на волю, а я в это время спал и мечтал о какой-то мелочной победе.
Как умею